Земля менялась, и мы менялись вместе с ней. Не хочется говорить «медленно вымирали», хотя даже самому недалекому обитателю Атлантики ясно: южные льды столь же не вечны, как и исчезнувшие полвека назад северные. Мы завидовали предкам, жившим в эпоху, когда гибель нашей цивилизации казалась чем-то туманным, далеким и совершенно нереальным. Их будущее виделось им воистину светлым и желанным. Наше было предопределено, как падение на скалы – для сорвавшегося в пропасть человека. Короткий свободный полет и неизбежная гибель – вот и все перспективы.

И все-таки мы продолжали существовать, забыв об огне, дыша переработанным Вседержителями воздухом, ходя по дну осушенных ими океанов и грызя антарктический лед, утешаясь, что на наш-то век его точно хватит. Мы были неистребимы, а также упрямы и донельзя наивны в своей надежде остаться на этой планете, которая давно нам не принадлежала. Наш мир исчезал вместе с нами, словно песок, сдуваемый ветром с камня. Но мы – песчинки – все еще цеплялись за его поверхность, поскольку такими уж «шершавыми» устроила нас природа, с чьими законами нам по-прежнему приходилось считаться…

Но вернемся к Аркис-Грандбоулу, пройти мимо которого у нас, как и у идущего на запад каравана, при всем желании не получится.

История зарождения крупнейшего города восточной Атлантики неразрывно связана с историей последних дней Брошенного мира. Рухнувшая в океан и уцелевшая при падении деталь тормозной системы Столпа была найдена спустя полвека одним из крупных кланов, мигрирующих по Атлантике в поисках нового пристанища. Найдена и сей же час захвачена, потому что лучшего места для основания города в современном мире было попросту не сыскать.

Дабы представить, что открылось взору первооткрывателей Великой Чаши, возьмите круглый, без ручек таз, заройте тот на три четверти в песок – причем не ровно, а чуть наискось, – а затем насыпьте и в посудину столько песка, чтобы его уровень снаружи и внутри сравнялся. Ну и в довершение вообразите себя букашкой, которая ползет и вдруг натыкается на торчащий из земли железный обод таза – высокую неприступную стену, замкнутую в идеальное кольцо. Само собой, что и те кочевники никак не прошли мимо возвышающегося посреди пустыни монументального артефакта.

Крен Чаши на юг позволил скитальцам заглянуть ей внутрь с окрестных возвышенностей. Выяснилось, что в ней нет ничего, кроме толстого слоя песка и камнеила. Однако перелезть через барьер вот так запросто не представлялось возможным. Его высота в самом низком месте составляла больше десяти метров, а на приподнятой северной стороне – все полста. Брешей в стене опять-таки не было. Вдобавок она имела заметный уклон наружу, который лишь усложнял штурм иностального периметра; за счет этого уклона и возникла подтвержденная позже гипотеза, что артефакт являет собой сегмент сферы, а не утопленное в земле широкое кольцо.

Но кочевники не отчаялись. Перед ними раскинулась идеальная площадка для постройки города: обнесенная уже готовой крепостной стеной территория диаметром порядка четырех километров. И не беда, что в ней нельзя было пробить ворота. Обрадованные находкой скитальцы спешно призвали на подмогу дюжину дружественных кланов – места для жизни в Чаше всем им хватило бы в избытке – и взялись возводить у южной части периметра насыпь. Такую, чтобы по ней можно было войти в будущий город поверх стены. А в случае нападения – быстро перекрыть врагам путь внутрь. За это отвечал длинный подъемный мост, сооруженный на вершине наклонной насыпи и соединяющий ее с барьером. Ради пущей неприступности она не подходила вплотную к периметру, отстоя от него аккурат на длину моста.

Впоследствии низкий участок обода Чаши был наращен иностальными плитами, в которых были проделаны полноценные ворота, а насыпь и мост – расширены и укреплены для проезда бронекатов и танкеров-водовозов. Также вокруг городской стены появился оборонительный ров, чье дно загромождали ощетинившиеся шпангоутами остовы древних кораблей. Стремительно отстраивающийся город быстро снискал широкую известность. И к нему со всей восточной Атлантики начали стягиваться кочевники, которые еще не отыскали на ее просторах подходящего места для жизни. Те из них, кому по той или иной причине запрещали селиться внутри крепости, не отчаивались и оседали за ее пределами, пополняя ряды крестьян, что уже размечали пригородные земли для будущих ферм, садов и полей. А когда были открыты караванные пути на запад, Аркис-Грандбоул начал и вовсе жить припеваючи за счет стягивающихся к нему купцов и перевозчиков. И это не считая религиозных паломников, которых здесь также собиралось немало.

Храм Семи Ангелов был построен в городе наряду с первыми зданиями и сразу стал крупнейшим в Атлантике культовым сооружением. Основавшие Аркис-Грандбоул дружественные кланы были весьма религиозны и не пожалели сил и средств на возведение святилища. Еще бы, ведь ему надлежало стоять не где бы то ни было, а внутри самого Ангельского Сосуда! Когда именно внеземной артефакт был признан Шестой Чашей – до строительства насыпи или во время него, – точно неизвестно. Но сравнение получилось настолько удачным, что новая вера распространилась по миру всего за пару лет. А ее неофиты взялись стекаться в город еще до того, как храм был завершен.

Объявив Вседержителей пособниками злейшего врага правоверных – Багряного Зверя, а Столпы – сваями, на которых зиждется его престол, отцы-основатели Церкви сделали, однако, оговорку: пользование иносталью есть дело ангелоугодное, ибо бороться с врагами их же оружием отнюдь не возбраняется. Поэтому и символ над святилищем – двукрылая чаша – был тоже изготовлен из столпового металла. Увенчанный ею храмовый шпиль гордо возвышался над Аркис-Грандбоулом, красноречиво подчеркивая святость сего места, коему было суждено стать Колыбелью Новой Веры…

И именно сюда три с лишним столетия спустя прислужник Владычицы Льдов, дон Риего-и-Ордас, пригнал мой бронекат, который преподнесли ему вингорцы в обмен на двадцать танкеров воды! Отсюда же «Гольфстриму» вскоре предстояло отправиться прямиком на Юг. Сразу после того, как здешние мастера-клепальщики вскроют контейнеры Макферсона и заодно – о ужас! – переделают мой трудягу-буксир в истребитель. Иными словами, превратят его в один из множества иностальных монстров, что патрулируют подступы к Антарктиде и отпугивают от нее всех, кто еще помимо Владычицы хочет наложить лапу на тамошние сокровища.

Бедный, бедный «Гольфстрим»! Даже тебе, машине, приходится расплачиваться за мои ошибки! Воистину, нет и не будет прощения Еремею Проныре Третьему на этой многострадальной земле!..

– …Сведения насчет «Гольфстрима» верные. Савва Мизгирь собственными глазами видел, во что эти сволочи его превратили, – молвил я дрожащим от бессильного негодования голосом, переступив порог гостиничной комнаты. После чего налил себе из жбана полную кружку кактусидра, залпом осушил ее и, утерев рукавом рот, добавил: – Похоже, это конец! Раз нашего буксира больше нет, значит, и контейнеры нам тоже не вернуть.

– Что-то я, шкипер, плохо тебя понимаю, – нахмурился развалившийся на койке Убби. – Твоя развалюха цела и стоит в мастерской этого… как его… Синклера. Контейнеры лежат там же. Мы торчим уже не в тысяче километров, а всего в пяти кварталах от них. И вдруг сегодня ты приходишь и заявляешь, что все пропало и ничего у нас не выйдет. Какого пса, спрашивается?! Если ты надумал меня разыграть, то знай: я подобные шутки с детства не перевариваю.