— Ох, смотри, — вздохнул Грязнов. — Влез ты, чувствую, по самое некуда. Выберешься?

— А как же иначе? Одолею. По крайней мере, есть у господина Козлачевского слабые места, есть... Вы знаете, что он баллотируется в местные губернаторы?

— Тогда ему нужна чистая анкета, — сказал Грязнов. — А про выборы я ничего не слышал. Даже не предполагал. Впрочем, посмотришь на иных наших избранников — и ничему уже не удивляешься. А ты там будь все-таки поаккурат­нее. Может, не стоит тебе соваться в эту историю с убийством Томилиной? Зачем на себя вешать лишнее?

— Я примерить это дело хочу, сравнить с другими, — сказал Володя. — Если нет ничего обще­го с тем, что мы расследуем, тогда, пожалуй... Но это уже другой разговор.

— Вот именно, — согласился Грязнов. — Поэтому давай заканчивать. — А по Козлачевскому я просмотрю материалы. Что-то у нас должно быть, если память мне не изменяет.

— У меня пока все, — сказал Фрязин. — Будут деньги — высылайте.

— Поди, без копейки там сидишь?

— Есть кое-что. Пока держусь.

— Вот-вот, — сказал Грязнов. — Не вздумай у этих одалживать. И пить не смей. Особенно на этих... на поминках. Ну будь здоров.

И положил трубку. Потом набрал номер Мер­кулова:

— Костя, как же так? Я же просил тебя при­держать Мансурова...

Меркулов сразу пошел в наступление:

— Он просил! Он думает: попросил — и зем­ной шар стал вращаться в другую сторону! В том же Баку сидит некто Турецкий Александр Бори- сыч, слыхал про такого? Так вот у меня о нем душа болит.

— Он там под другим именем, — сказал Грязнов.

Было слышно, как Меркулов тяжело вздох­нул.

— Все понял, — сказал Грязнов. — Только не вздыхай так тяжко.

— Вот именно. Это сейчас Они там морочат всем голову своим иностранным происхождени­ем. Но тот же Мансуров, или кто еще, наведет справки... И станет наш господин Турецкий за­ложником. И будут держать его, болезного, пока не отпустим еще какого-нибудь господина Ман­сурова с его братцем. Не представляешь, Слава, как там все запуталось... Они выбирают там, по­нимаешь, с кем иметь дело. Через чью террито­рию пускать нефтепровод.

— Слыхал. И читал. Не один раз. Да что, в самом-то деле, свет клином сошелся на их нефти? Больше нигде не сможем заработать?

— Это не нашего с тобой ума дело, — сказал Меркулов. — Не понимаешь, ну что ж теперь... Я тоже не все понимаю. Но стараюсь доверять тем, кто разбирается в этом лучше меня. Ты — про­фессионал, Слава, значит, должен уважать других профессионалов в своем деле.

— Спасибо за признание. Премного благодар­ны. А вот что ты скажешь, если я тебе сообщу, что мне только что Мансуров из Баку звонил?

— Тебе? — удивился Меркулов. — Ну-ну... И что сказал?

— Он вывез своего братца...

— Знаю. Прокуратура Азербайджана обрати­лась к нам с ходатайством о передаче им дела до окончания следствия.

— Так вот. Поместил он этого освобожденно­го из-под стражи Панкратова в частную больни­цу, заплатил за его лечение, привлек крупных специалистов. И доложил, что выкупил уже пяте­рых наших пленников... Ты понял? А если бы я нянчился с буквой твоего закона?..

— Он такой же мой, как и твой, — перебил его Меркулов.

— ... А я взял его за горло. Не пригрозил бы ему, ничего бы этого не было! И отпустили бы вы задарма в силу политической целесообразности братика его как миленькие, отправили бы домой в порядке исключения и идя навстречу...

— Ты это мне говоришь?

— А кому мне говорить? Вот ты спрашиваешь меня про то, уважаю я профессионалов в другой области или нет. А я ведь в своей поступил не­профессионально. Что молчишь? Ну когда запу­гивал его...

— Именно так, — сказал Меркулов. — Тебя за это следует привлечь. Или указать на служебное несоответствие.

— А привлекай! — огрызнулся Грязнов. — Указывай! Но если благодаря этому наши ребята уцелеют... Понимаешь? Могу и рапорт подать, если уж так не соответствую...

— Ты выпил, что ли? — спросил Меркулов.

— Ни грамма, — ответил Грязнов. — По­скольку выпить не с кем. Борисыч далеко, а ты блюдешь себя и свои законы...

— Лучше нам закончить этот разговор, — сухо сказал Меркулов.

— Еще два слова, — попросил Грязнов.

— Говори.

— Вот он, этот Мансуров, как за брата своего печется, никаких денег ему не жаль. И не только денег... А ведь братик этот доброго слова не стоит. А я такого золотого парня, я говорю о Володе, заслал одного в самое бандитское логово, а сам сижу здесь в тепле, под охраной и жду от него победных рапортов. Вот кто будет заботить­ся о нашем молодом поколении?

— Что ты хочешь от меня услышать? — теряя терпение, спросил Меркулов.

— Да ничего! Душу облегчить надо! — вы­крикнул Грязнов и положил трубку.

Мы подъехали к дому, адрес которого нам дал Алекпер. Небольшой аккуратный домик посреди большого сада, уютное гнездышко для богатень­ких любовников.

— Останови здесь, — сказал я. — Нет, лучше отъедем подальше назад...

Соседние домики, такие же аккуратные и доб­ротные, были освещены мягким желтым светом уличных фонарей. По-видимому, это был пре­стижный район, где селились богатые горожане. Нечто вроде коттеджей американского типа с лу­жайками, со всеми такими причиндалами...

Солонин вопросительно глянул на меня. Он по-прежнему не понимал, что я задумал.

— Теперь, Александр Борисович, пора объяс­нить мне, что происходит.

— Обязательно, — ответил я. — Хотя у нас и мало времени. Но, похоже, нас пока еще не опе­редили... Я хочу убедиться, что прекрасная госпо­жа Амирова не водит нас за нос. Мы сделали вполне разумное предположение, что воркование этой парочки кто-то мог подслушать и потому нашего Алекпера перехватили, когда он ехал на очередное свидание. Так?

— Более чем, — нахмурился Витя. — И все- таки почему я должен быть в этом уверен?

— Потому что ты рыцарь, но я-то — следова­тель! И чтобы в этом убедиться, мы должны по­смотреть, нет ли там «жучков», — сказал я.

— Пока все верно. Продолжайте и дальше держать меня за недоумка.

— Ничуть! — я положил ему ладонь на плечо. — Она тебя очаровала, я понимаю, как и меня, впрочем, но ты ее спаситель, она тебе при­знательна, и это помешало тебе, с твоей прони­цательностью, будучи ослепленным...

— Понятно, — перебил меня Солонин. — Так что я пропустил?

— То, что она не захотела этой проверки, — сказал я. — И вот вопрос: почему?

Солонин смотрел на меня с тревогой.