Коко стояла посреди крошечной комнаты. За окнами было темно; тишину нарушал лишь шепот океана. Кенни, сидевший на краю кровати, выглядел глуповато.

— Если ты отвезешь меня обратно, я дам тебе плитку «Херши», — сказала Коко.

Он улыбнулся.

— Я вижу, ты не утратила чувства юмора.

— По-твоему, я шучу?

Их глаза встретились. Пауза затягивалась. В комнату проникал соленый запах моря, в ушах отдавался мерный рокот прибоя…

Они потянулись друг к другу одновременно. Кенни сделал два шага, оказался рядом, и их губы нашли друг друга, руки переплелись, объятия стали тесными. Пальцы Коко вплелись в золотистые волосы, а пальцы Кенни изучали упругую грудь с твердыми сосками. Они жадно набросились друг на друга, потому что изголодались и знали, что для нежных ласк у них впереди целая жизнь. По щекам Коко текли горячие слезы; наконец-то она нашла мужчину, с которым проживет до самой смерти, а Кенни плакал, потому что это было первое из многих чудесных воспоминаний, которые отныне будут годами храниться в его памяти.

Позже, когда они лежали в объятиях друг друга, Коко сказала:

— Может быть, наши суженые совсем не такие, какими мы их себе представляем. Может быть, мы их не находим, а создаем.

— Хочешь посмеяться? — Кенни вылез из постели и пошел к стулу, на котором висели его брюки. Тем временем Коко любовалась его обнаженной спиной. Он был стройным и не слишком мускулистым. Кенни сказал ей, что в детстве мечтал стать чемпионом по карате, но не дошел даже до красного пояса, потому что у него плохая координация движений. И все же она никогда не видала таких точеных ягодиц. Эти ягодицы еще хранили следы ее пальцев. Коко оставила их, когда Кенни раз за разом вонзался в нее. От одной мысли об этом в ней снова вспыхнуло пламя.

Тут Кенни вернулся в постель, и глаза Коко устремились на его чудесного петушка, который, в отличие от всего остального, за годы пребывания в «Роще» ничуть не похудел.

У Кенни в руке был бумажник.

— Помнишь, вчера вечером ты сказала мне, что ищешь мудрого человека? А я спросил, не шутишь ли ты. — Он протянул ей бумажник, в котором лежало водительское удостоверение.

У Коко расширились глаза и отвисла челюсть.

— О боже, — прошептала она. — Кенни Уайзмен[9]? Почему же ты мне ничего не сказал?

— Потому что хотел, чтобы твое решение шло от души, чтобы ты приняла его сама, а не по совету своего кристалла.

Коко обвила руками его шею и крепко поцеловала.

— Кенни Уайзмен, — повторила она, любуясь звуком этого имени. — Ты считал себя трусом, спрятавшимся в «Роще», боящимся вернуться в мир, боящимся своей тяги к сладкому. Но ты не трус. Ты поступил храбро, избавил меня от безумия и вернул в реальный мир. Привел меня туда, где мне и следовало быть. Кенни, я хочу познакомить тебя с моими родными. Я знаю, что они будут обожать тебя. — И больше ты никогда не будешь чувствовать себя одиноким.

— А потом мы улетим в Швейцарию, — продолжила она. — Пусть они изучают тебя и найдут лекарство от болезни Альцгеймера.

— Это серьезное решение, — ответил Кенни, и Коко поняла, что именно он имеет в виду.

Вспомнив свои сексуальные приключения в «Роще», Коко поняла, что каждое из них могло превратиться в серьезную связь. Но в каждом из них она находила недостаток. Может быть, она делала это намеренно, потому что в глубине души желала именно Кенни?

— Я больше не стану советоваться ни с Дейзи, ни с кристаллом, — сказала она. — Теперь я сама знаю, чего хочу. Хочу уехать с тобой в Швейцарию.

— И будешь там счастлива? А как же твоя работа в полиции? Как ты без нее проживешь?

Коко улыбнулась и потянулась к нему.

— Может быть, швейцарской полиции тоже нужен хороший экстрасенс.

Они называли это «соком». Соком были власть, деньги, положение в обществе и тому подобное. В Лас-Вегасе соком обладал тот, кто сумел выжить и преуспеть. В свое время соком обладал Грегори Симонян.

Много лет назад — еще до того как жена издателя газеты целовала его член, до того как газета этого человека назвала его «гангстером», до того как он женился на Гаянэ Симонян — холостой Майкл Фоллон играл в «Колесе телеги» в блэкджек. Он крупно выигрывал. Крупье решили, что он плутует, доложили об этом Симоняну, и тот велел вышвырнуть Фоллона из казино. Майкл посмеялся над этим, но молча поклялся отомстить.

Жениться на дочери Симоняна и завладеть казино.

Подойдя к отделанному золотом и мрамором бару, занимавшему всю стену гостиной пентхауса, Майкл налил себе шотландского и улыбнулся, вспомнив тот давний день, когда Грегори Симонян вышвырнул его из «Колеса телеги».

— Албанец траханый, — сказал Майкл, оказавшись на тротуаре. Ему было двадцать два года, и он чувствовал себя оскорбленным.

— Я думаю, он армянин, — сказал закадычный друг Ури, стоявший рядом.

Албанец, армянин, какая разница? Симонян мог считать себя покойником.

Но затем Майкл узнал, что у Симоняна есть дочь, и ему в голову пришла мысль получше.

Грегори отправил дочь в академию Баррингтона для молодых леди и думал, что там она будет в безопасности. Может быть, от обычных людей, но не от Майкла Фоллона. Он собрал на девушку досье, включавшее ее фотографии, любимые занятия, имена подруг и перечень того, что ей нравится и не нравится. Девушка была неплоха собой. Соблазнить ее было бы приятно. Майкл подстерег Гаянэ в том месте, где она любила гулять. Сначала он флиртовал с ней взглядом, а потом перешел к более серьезным вещам. Майкл всегда был обольстителем: он очаровывал женщин, красиво ухаживал за ними, а потом был щедр. Сначала он подумывал обрюхатить Гаянэ и заставить Симоняна согласиться на скоропалительную свадьбу, но потом решил действовать менее нахраписто; в один прекрасный день это могло пригодиться.

Майкл не просто ожидал, что Симонян будет возражать против их отношений, но рассчитывал на это. Фоллон знал главную черту женщин; запретный плод для них сладок вдвойне. Гаянэ пригрозила отцу, что выйдет замуж без его благословения (в конце концов, это была Невада), и Симонян, оказавшийся между молотом и наковальней, решил уступить дочери, но в то же время не спускать глаз с ублюдка Фоллона, дав ему работу в казино.

В первую брачную ночь Майкл обращался с Гаянэ бережно — не из-за любви или нежности, а чтобы она не нажаловалась папочке, что ее брак был ошибкой. Союз без любви не беспокоил Фоллона: это был первый шаг к осуществлению его цели — овладению «Колесом телеги».

Но затем его ослепила любовь. Стрела Амура поразила Майкла в тот момент, когда он ожидал этого меньше всего на свете. Стоя с младенцем на руках, он совсем забыл про мертвую Гаянэ, лежавшую на окровавленных простынях.