– Черт!

Он порезал палец. Сунув его в рот, он резко прикусил, чтобы остановить кровь, и, побежав в ванную, стал рыться в поисках пластыря.

– Не забудь, завтра в десять мне уже надо выходить. – За спиной у него стояла Дженис. Он посмотрел на ее голубые глаза в зеркале ванной. Вид у нее был спокойный.

– Хорошо.

Налепив на палец пластырь, чтобы скрыть ранку, он повернулся к ней лицом.

– Сегодня я видела в саду кота, – сказала она. – Большого, серого. Может, он приблудный.

– Может.

– Ты подумал о том, чтобы завести кошку или собаку?

– Пожалуй, нет. Только лишняя головная боль. Я думал, мы договорились: никаких домашних животных.

Она пожала плечами.

Они вернулись на кухню. Налил в сковородку масла, зажег под ней газ. Опустив в сковородку полоски розового мяса, он стал смотреть, как они скукоживаются, белеют, трансформируются.

Рано утром Дженис одна поехала на автобусную станцию. До города далеко, а когда настанет время возвращаться домой, она будет не в состоянии вести машину. С собой она взяла пятьсот долларов. Наличными.

Рейган проверил мышеловки. Ни одна не тронута. Потом стал бродить по дому.

Наконец он позвонил Гвен. В первый раз он набрал неправильно, пальцы соскользнули на кнопках телефона, и длинная череда цифр также сбивала с толку. Он попытался снова.

Гудки, потом ее голос на линии:

– Ассоциация Объединенных Бухгалтеров. Добрый день.

– Гвенни? Это я.

– Рейган? Неужели ты? Я так надеялась, что рано или поздно ты позвонишь. Я по тебе скучала. – Голос у нее был отчужденный; трансатлантический треск и гудение отдаляли ее еще больше.

– Это дорого.

– Вернуться не подумываешь?

– Не знаю.

– Так как женушка?

– Дженис… – Он помедлил, вздохнул. – С Дженис все в порядке.

– Я начала трахаться с нашим новым начальником отдела продаж, – сказала Гвен. – Он пришел к нам уже после тебя. Ты его не знаешь. Тебя нет уже полгода. Сам посуди, ну что девушке делать?

Тут Рейгану пришло в голову, что как раз это он ненавидит в женщинах больше всего: их практичность. Гвен всегда заставляла его натягивать презерватив, хотя он презервативы не любил, а она при этом пользовалась еще и резиновым колпачком и сперматоцидом[40].

Рейган чувствовал, что за этими ухищрениями теряется спонтанность, романтика, страсть. Ему нравился секс, который просто случался – наполовину в его фантазиях, наполовину в реальности. Нечто внезапное, грязное и могучее.

В висках начала пульсировать боль.

– И какая у вас там погода? – весело спросила Гвен.

– Жарко, – ответил Рейган.

– Если бы у нас так было… Дождь льет уже несколько недель.

Он сказал что-то о том, как чудесно снова слышать ее голос. Потом положил трубку.

Рейган проверил мышеловки. По-прежнему пусто. Забрел в кабинет, щелчком включил телевизор.

– … всего лишь маленький. Вот что означает слово «эмбрион». А однажды она вырастет в большую. У нее будут маленькие пальчики на руках, маленькие пальчики на ногах, у нее даже будут маленькие ноготки.

На экране что-то красное, пульсирующее и расплывчатое. Переход камеры: улыбающаяся до ушей женщина прижимает к себе младенца.

– Кое-кто из таких малышек вырастет в медсестер, в учительниц или музыкантш. Когда-то одна из них может даже стать президентом.

Снова наплыв на розовое нечто, заполняющее экран.

– Но эта маленькая никогда не станет большой. Завтра ее убьют. А ее мать говорит, это не преступление.

Переключив каналы, он нашел «Я люблю Люси», великолепную пустышку для фона, потом вошел в программу на компьютере и сел работать.

Через два часа выискивания ошибки в каких-то сто долларов по кажущимся бесконечным столбцам цифр у него разболелась голова. Встав, он вышел во двор.

Ему не хватало сада, не хватало настоящих английских газонов с настоящей английской травой. Здесь трава была жухлой, коричневой и скудной, деревья поросли бородатым испанским мхом – ни дать ни взять чужие из фантастического фильма. Он пошел по просеке в лес за домом. За деревьями, прячась то за одно, то за другое, скользило что-то серое.

– Кис-кис-кис, – позвал Рейган. – Иди сюда, кисонька.

Подойдя к дереву, он заглянул за него. Кот – или что бы там оно ни было – исчез.

Что-то ужалило его в щеку. Бездумно его прихлопнув, он опустил руку – только чтобы обнаружить, что она испачкана кровью, а на ладони у него подергивается наполовину раздавленный москит.

Вернувшись на кухню, он налил себе чашку кофе. Он скучал по чаю, но здесь у чая был другой вкус.

Дженис вернулась около шести.

– Как прошло? Она пожала плечами:

– Нормально. – Да?

– Да. На следующей неделе придется поехать еще, – сказала она. – Для контрольной проверки.

– Чтобы убедиться, что в тебе не оставили инструментов?

– Для чего-нибудь.

– Я приготовил спагетти с болонским соусом, – сказал Рейган.

– Я не хочу есть, – ответила Дженис. – Пойду лягу. Она поднялась наверх.

Рейган работал, пока цифры не поплыли у него перед глазами. Поднявшись наверх, он на цыпочках вошел в темную спальню. В лунном свете стащил одежду, бросая ее как попало на ковер, и скользнул под простыню.

Он ощущал лежащую рядом Дженис. Ее тело подрагивало, подушка была мокрой.

– Джен?

Она лежала к нему спиной.

– Это было отвратительно, – прошептала она в подушку. – Так больно. И настоящее обезболивающее или еще что-нибудь мне не дали. Сказали, если я хочу, можно сделать укол валиума, но анестезиолога у них больше нет. Врачиха сказала, он не выдержат давления и вообще это стоило бы лишних двести долларов, а никто не хочет платить… Так было больно. – Она теперь рыдала, выдыхая слова, будто их из нее рвали клещами. – Так больно.

Рейган встал.

– Ты куда?

– Я не обязан это слушать, – сказал Рейган. – Я правда не обязан это выслушивать.

В доме было слишком жарко. В одних трусах Рейган спустился вниз. Когда он вошел в кухню, босые ступни, прилипая к линолеуму, издавали чавкающие звуки.

Дверка одной мышеловки была закрыта.

Он взял эту ловушку, которая теперь была чуть тяжелее, чем раньше, и осторожно приподнял дверку. На него уставились два глаза-бусинки. Светло-бурый мех. Он снова закрыл дверку и услышал царапанье изнутри.