Я знала, некоторые сенаторы-семьянины предпочли жить в своих родных городах, а не в Вашингтоне. Я знала, что Сенат, в котором из 100 членов 14 были женщинами, уже не такой старомодный, как раньше. И я считала слова незнакомой женщины о том, что я не права, раз хочу оставить детей в их школе, а сама остаться на своей работе, абсолютно бесцеремонными.

Через несколько недель после выборов я поехала с Бараком в Вашингтон на однодневную экскурсию для новоизбранных сенаторов и их супругов. В тот год нас было всего несколько человек, и после краткого знакомства политики разошлись в разные стороны, а супругов провели в другую комнату. У меня было много вопросов, ведь я знала, что политики и их семьи должны придерживаться строгих правил этикета госслужащего, диктующих каждый шаг: начиная с того, кто может дарить им подарки, заканчивая тем, из каких средств они должны оплачивать свои поездки в Вашингтон и из Вашингтона. Я думала, мы будем обсуждать, как справляться с лоббистами или каким образом можно законным образом собирать деньги для будущих кампаний. Но вместо этого нам подробно изложили историю архитектуры Капитолия, познакомили с китайскими изразцами, изготовленными специально для Сената, и пригласили на вежливый и многословный обед.

Наверное, все это было бы даже смешно, если бы я не взяла отгул и не оставила наших детей с мамой ради этой поездки. Раз уж я собиралась стать супругой политика, то хотела отнестись к этому серьезно. У меня не было никакого желания слишком сильно углубляться в его дела, но при этом я не хотела что-то испортить.

На самом деле Вашингтон смущал меня своими благопристойными традициями и трезвым самоуважением, своей белизной и мужественностью, дамами, обедающими в отдельной комнате. В основе моего замешательства лежал страх. Я так сильно не хотела во всем этом участвовать, но меня все равно затянуло. Я была миссис Обамой в течение последних двенадцати лет, но теперь это означало нечто другое. По крайней мере, в некоторых кругах звание «миссис Обамы» теперь звучало унизительным – миссис, которую оценивают по заслугам ее мистера. Я была женой Барака Обамы, политической рок-звезды, единственного чернокожего в Сенате – человека, который говорил о надежде и терпимости так проницательно и сильно, что теперь за ним всюду тянулся шлейф ожиданий.

Мой муж стал сенатором, но почему-то окружающие уже были готовы через это перепрыгнуть. Все хотели знать, будет ли он баллотироваться в президенты в 2008 году. Ни у кого не возникало сомнений в правильности вопроса. Его задавал каждый репортер. Его задавал каждый прохожий. Мои коллеги в больнице каждый день задерживались в дверях, небрежно роняли этот вопрос и ждали каких-нибудь свежих новостей из первых рук. Даже Малия, которой исполнилось шесть с половиной лет, захотела узнать ответ в день присяги Барака, когда надела розовое бархатное платье и встала рядом с отцом и Диком Чейни. Правда, в отличие от многих других, наша первоклассница была достаточно умна, чтобы понять, насколько все это преждевременно.

– Папа, ты собираешься стать президентом? – спросила она. – А разве тебе не нужно было сначала стать вице-президентом или типа того?

Я была полностью согласна с Малией. Я, прагматик, всегда советовала медленное продвижение к цели, методичное проставление галочек. Я была приверженцем долгого и разумного ожидания. Поэтому вздыхала с облегчением каждый раз, когда Барак давал отпор инквизиторам, скромно отбрасывал вопросы о президентстве и говорил, что единственное, что он планирует сделать, – это закатать рукава и упорно работать в Сенате. Он часто напоминал людям, что он всего лишь младший член партии меньшинства. Если бы в политике существовала скамейка запасных, он бы сидел именно там. Иногда Барак также добавлял, что у него двое детей, которых ему нужно воспитывать.

Но барабан уже бил, и его было невозможно остановить. Поздними вечерами Барак писал в блокнотах то, что потом станет «Дерзостью надежды», – размышления о его убеждениях и его видении страны. Он говорил мне, что действительно рад быть на этом месте, постепенно наращивать влияние и терпеливо ждать своей очереди выступить в совещательной какофонии Сената. Но затем разразилась буря.

Ураган «Катрина» обрушился на побережье Мексиканского залива Соединенных Штатов в конце августа 2005 года, разрушив дамбы в Новом Орлеане, затопив низменности, выбросив людей – в основном чернокожих – на крыши разрушенных домов. Его последствия оказались ужасающими: СМИ сообщали о больницах без резервного питания, отчаявшихся семьях, собранных в «Супердоме»[117], работниках экстренных служб, парализованных отсутствием снабжения. В конце концов погибло около тысячи восьмисот человек и более полумиллиона были вынуждены покинуть свои дома.

Трагедия усугубилась неумелыми действиями федерального правительства. Это была тяжелая ситуация, демонстрирующая существующее неравенство и незащищенность афроамериканцев и малоимущих всех рас.

Где было искать надежду?

Я смотрела выпуски новостей о «Катрине» с болью где-то в области живота, зная, что, если бы эта катастрофа разразилась в Чикаго, многих моих теть и дядь, кузенов и соседей постигла бы та же участь. Реакция Барака была не менее эмоциональной. Через неделю после урагана он полетел в Хьюстон, чтобы присоединиться к бывшему президенту Джорджу Бушу-старшему, Биллу и Хиллари Клинтон, его коллеге в Сенате. Они приехали к десяткам тысяч эвакуированных из Нового Орлеана, искавших убежище в «Астродоме»[118]. Этот опыт разжег в Бараке кое-что новое: ноющее чувство, что его усилий все еще недостаточно.

К этой мысли я вернулась через год или около того, когда барабанный бой усилился, а давление на нас обоих стало невыносимым. Мы занимались своими обычными делами, но вопрос о том, будет ли Барак баллотироваться в президенты, постоянно электризовал воздух вокруг нас. Сможет ли он? Будет ли он? Должен ли? Летом 2006 года респонденты, заполнявшие открытые анкеты, называли его кандидатом в президенты, хотя Хиллари Клинтон стояла определенно на первом месте. Однако к осени рейтинг Барака начал расти частично благодаря публикации «Дерзости надежды» и множеству дополнительных информационных возможностей, появившихся в результате книжного тура. Рейтинги, по опросам, внезапно сравнялись или опередили рейтинги Эла Гора и Джона Керри, двух предыдущих кандидатов от демократов, что свидетельствовало о высоком потенциале. Я знала, Барак беседовал с друзьями, советниками и потенциальными спонсорами, давая понять, что рассматривает возможность баллотироваться. Но был один разговор, которого он избегал. Разговор со мной.

Барак, конечно, знал, что я чувствую. Мы постоянно говорили об этом, но не напрямую, а косвенно, будто обсуждая другое. Мы жили с ожиданиями других людей так долго, что они стали частью почти каждого нашего разговора. Неисчерпаемые возможности Барака сопровождали нас повсюду: когда он сидел с семьей за обеденным столом, ездил в школу с девочками или на работу со мной. Они были с нами, даже когда мы этого не хотели, добавляя нашей жизни странный оттенок. С моей точки зрения, мой муж уже и так многого добился. Если он и собирался подумать о том, чтобы баллотироваться в президенты, я надеялась, что он подойдет к этому вопросу разумно: станет медленно готовиться и ждать своего часа в Сенате, пока девочки не вырастут, – хотя бы до 2016 года.