Несмотря на усиленные меры безопасности, угроза покушения не исчезла, и королева это осознает.

Лет пятнадцать назад королева Елизавета совершала государственный визит в Новую Зеландию, и там, в Окленде, ей был оказан далеко не самый радушный прием: ее забросали яйцами, когда она приветствовала толпу из открытой машины. Вместо того чтобы прибавить скорость и вывести королеву «из-под удара», шофер от изумления сбавил скорость. Елизавета, которой не откажешь в чувстве юмора, вынуждена была потом заявить, что она «предпочитает новозеландские яйца на завтрак». Разумеется, подобная выходка была лишь выражением недовольства, выражением несерьезным, наивным, каким-то детским, и от нее пострадало только розовое пальто королевы. Но ее телохранителей потом еще долго мучил вопрос: «А что бы произошло, если бы вместо яиц метательными снарядами были гранаты?»

Однако, несмотря ни на что, психоз боязни покушения, похоже, в повседневной жизни дворца особо не проявляется. Об этом свидетельствует Майкл Варни. «Я начал с того, что объединил группу королевской охраны с силами столичной полиции, — вспоминает он, — и был назначен на должность офицера королевской охраны. Надо сказать, что Букингемский дворец находится в ведении комиссариата на Кэннон-роу, но у начальника королевской охраны есть свой кабинет и своя служба в Букингемском дворце. Когда мне поручили осуществлять охрану принца Чарльза, я получил право на интенсивный курс обучения стрельбе в тире полицейского участка Финсбери. Вообще вся безопасность королевских резиденций находится в ведении столичной полиции, за исключением Сандрингема, где безопасность обеспечивается местной полицией по каким-то таинственным причинам (со времен Георга VI). Получив назначение, я был представлен принцу Чарльзу и не думаю, что он принял меня с большим удовольствием. Это неизбежное зло — постоянно иметь при себе сторожевого пса. Наши отношения можно назвать вежливыми, но холодными. Когда после шести лет службы я был вынужден покинуть свой пост и мы попрощались, мы были друг другу почти чужими. А ведь на протяжении двадцати четырех часов я был к нему ближе, чем кто-либо другой… Принц любит побыть в одиночестве, любит бродить один по сельской местности, и я всегда стремился хранить молчание, когда следовал за ним, держась в нескольких шагах от него. То же самое и на рыбной ловле. Когда он учился в Кембридже, я старался не слишком уж «приклеиваться» к нему. Когда он катался на велосипеде, как всякий студент, я следовал за ним на «лендровере» на разумной дистанции, чтобы мое присутствие было незаметно. Его почту в Тринити-колледже оставляли у консьержа. Специальный код в адресе получателя позволял выявить письма от членов его семьи и друзей, всякие же иные почтовые отправления должны были быть подвергнуты проверке, чтобы избежать «посылок-ловушек», в которых могла содержаться взрывчатка. Я также понял, что множество свихнувшихся типов посылали ему послания порнографического характера. Кроме того, всегда находился «дежурный шутник», подписывавший принца на журнал «Плейбой»».

«Я не могу сдержать улыбку, — продолжает Майкл Варни, — вспоминая один забавный эпизод. Однажды мы опаздывали на какую-то встречу. Мы выехали из Кембриджа второпях и ехали по направлению к Мандфорду. Я сидел за рулем, а принц просил меня прибавить скорость. Я это и сделал. На дороге А-45 нас засекли, то есть засекли превышение скорости, а немного дальше какой-то коп подал нам знак остановиться. Он приблизился к машине с моей стороны и спросил: «Это ваша машина, сэр?» — «Да,» — ответил я. «Вы можете сообщить мне номерной знак машины?» Так как машина была новая, я заколебался. Он попросил меня предъявить документы на машину, каковые конечно же остались в другой служебной машине.

«Послушайте, — сказал я ему, — со мной принц Чарльз, и мы опаздываем на важную встречу, вот почему я ехал на такой скорости».

А полицейский ведь так и не взглянул в лицо человеку, сидевшему на заднем сиденье; меня же он явно принимал за фантазера.

«Но ведь вы всего лишь замечены в превышении скорости! Зачем же выдумывать всякие нелепые истории. Хватит заливать!»

В конце концов я вытащил свое удостоверение и инцидент был исчерпан. Чарльз на встречу не опоздал, но вся эта история его здорово позабавила. Поведение принца в этих обстоятельствах, разумеется, было совсем иным, чем было бы поведение его отца или деда, лорда Маунтбеттена. «Дядюшка Дики может позволить себе все что угодно, — сказал мне однажды принц Чарльз, покачивая головой в знак восхищения перед апломбом и самоуверенностью лорда Маунтбеттена. — Рассказывал ли я вам, что случилось в тот день, когда он ехал из Бродландза на прием в Саутгемптон? Он опаздывал и гнал машину на очень высокой скорости». Я покачал головой. «Вдруг, — продолжал принц, — какой-то полицейский догнал его и попросил остановиться. Полицейский его узнал, но прежде чем успел сказать хоть слово, мой дядюшка Дикки воскликнул в ярости: «Я опаздываю! Поезжайте вперед и сопроводите меня в Саутгемптон». И полицейский, словно загипнотизированный взглядом медузы Горгоны, подчинился»».

Даже самое небольшое путешествие королевы в автомобиле всегда находится под наблюдением, и все переговоры агентов службы безопасности ведутся по радио на секретной волне. Когда в пятницу после полудня она покидает Букингемский дворец, чтобы на уик-энд отправиться в Виндзор, она садится в старый «лендро-вер», менее узнаваемый, чем «роллс-ройсы», на которых она ездит на торжественных церемониях. Когда же королева возвращается во дворец и ее машина въезжает в ворота (вызов по радио из полицейской машины сопровождения уже известил службу дворцовой охраны о ее приближении), паж и ливрейный лакей ожидают Ее Величество у входа в парк (стоящий на посту у ворот полицейский нажал специальную кнопку, извещающую их особым сигналом о прибытии королевы). Дневальный, ответственный за подъем королевского штандарта, подолгу остается на крыше, даже в самую мерзкую погоду, высматривая своими орлиными глазами приближающуюся королевскую машину, чтобы над дворцом тотчас же взлетел штандарт государыни.

Одному из служащих поручено содержать в рабочем порядке станцию мини-метро, расположенную под Букингемским дворцом. Она была построена во время Второй мировой войны и соединяет резиденцию королевы с одной из линий лондонского метро, а именно с Пиккадилли-лейн, чтобы позволить монарху в случае опасности бежать из дворца и под землей добраться до аэропорта Хитроу.

При таком количестве охранников, при таком количестве состоящих на службе полков, при таком количестве технических средств защиты все, кажется, сделано для того, чтобы сократить риск покушения до минимума. И все же, увы, его нельзя устранить полностью. Защищенная от столкновений с реальным миром ширмами и перегородками протокола, королева часто повторяет одну истину: «Чтобы я была реально существующей для моих подданных и заслуживающей доверия, надо, чтобы они меня видели». Быть живой мишенью — в каком-то смысле составная часть ее «профессии».

Раньше монархи отдавали себя «на милость» придворным художникам, чтобы те представили их в лестном виде, запечатлев своими льстивыми кистями. Надо помнить, что на тех портретах, что нам известны сейчас, мы видим не просто изображение короля или принца, но видим их такими, какими видел художник: огромного Генриха VIII Гольбейна, чудовищного и мрачного Филиппа IV Веласкеса, печального Карла I Ван Дейка, блестящую, роскошную, величественную молодую королеву Викторию Винтерхальтера.