– Спасибо, не откажусь.

Пока хозяйка ставила чайник, доставала чашки и сахар, Виталий оценил обстановку, собрался с мыслями и только хотел задать первый вопрос, как его вновь опередила старуха:

– А как нынче платят в ФСБ-то?

Голиков немного опешил.

– А-а… Ничего, ничего платят.

– Слава богу, милок. А то раньше-то не очень платили. Что там, что в этом… Как его… В СВР. Вот! Понапридумывают названий… Вот раньше было как хорошо! КГБ – он и есть КГБ. И платили тогда хорошо. Очень даже прилично платили.

– А вы, Нина Федоровна, и в КГБ успели послужить? – постарался перехватить инициативу Голиков.

– Не послужить, а поработать, милок. Вольнонаемной я была. Так это называлось. А ты что же спрашиваешь? Неужто личного дела не смотрел? Там все написано. И когда пришла, и когда ушла… Или ты действительно с улицы пришел, а удостоверение на рынке купил?

– Смотрел конечно же, Нина Федоровна. Это я так… Разговор завязать.

Опять она его уела. Вроде и простецкая тетка, а палец ей в рот не клади.

– Разговор завязать? Ты что же, подполковник, девчонку в метро пытаешься склеить? Или серьезные разговоры пришел разговаривать?

– Разговор конечно же серьезный, Нина Федоровна.

Хозяйка разлила по чашкам уже заварившийся чай и пододвинула чашку гостю.

– Пей, милок. Вот сахар, печенье… Бери сам.

– Спасибо.

– А ежели разговор серьезный, то чего сюда пришел, а не вызвал меня к себе? Ведь согласись, подполковник, удостоверение нынче почти на каждом углу купить можно.

– Э-э… Я вас уверяю, Нина Федоровна, я действительно сотрудник ФСБ. А к себе вас не вызвал исключительно для вашего же удобства.

Она неожиданно протянула руку и дотронулась до лба Виталия.

– Теперь вижу – действительно сотрудник. Хотя могли бы подать машину и свозить меня туда и обратно. Я с удовольствием прокатилась бы, на людей посмотрела…

– Я не сделал этого, Нина Федоровна, исключительно из беспокойства о вашем здоровье. Вы же недавно инсульт перенесли… Не хотел лишний раз вас беспокоить.

– А-а… Понятно. Так это твои люди, подполковник, меня пасли?

– Мои, Нина Федоровна, мои.

– Ну, слава богу, а то я думала бандиты какие, не дай бог. Понятно, понятно… А зачем пасли-то, подполковник?

Никак не получалось у Виталия Голикова завязать нормальный конструктивный разговор с этой теткой. Более того, почему-то получалось так, что вопросы задает не он, а она. Пора было с этим кончать и брать инициативу в свои руки.

– Вы же обладатель определенных секретов, а мы получили сигнал, что иностранные разведки активно интересуются людьми, работавшими в программах вроде той, в которой участвовали вы. Вот нам и пришлось проверить – а не делает ли к вам кто-либо пробных подходов. Ведь вы же экстрасенс? Так?

Ответ для Виталия был крайне неожиданным, ибо в ответ тетка расхохоталась.

– Иностранные разведки, говоришь? Ну если им делать больше нечего, пускай интересуются мной.

– Что вы хотите этим сказать? – не понял Голиков. – Разве вы не экстрасенс? Вот вы и меня… – Он дотронулся пальцем до своего лба. – Просканировали. Разве вы не участвовали в работах по достижению состояния измененного сознания?

Ответ хозяйки квартиры вновь огорошил Голикова.

– Подполковник, знаешь, почему советская власть развалилась?

– Н-нет.

– Потому что зарплату все получали полностью и в срок, а работали спустя рукава. Не все, конечно. Я, например, всегда честно работала. Но таких, как я, – единицы. А то, что ты называешь программами, это, по-моему, такое дуракаваляние специальное, чтобы начальству голову дурить и деньги государственные осваивать. Я как на это посмотрела, так сразу поняла, что это такое. Поэтому и сказала: «Если хотите, чтобы я у вас работала, то давайте мне конкретную работу, а всякой ерундой я заниматься не стану».

– А какой именно ерундой? – равнодушным тоном поинтересовался Голиков. В этот самый момент он наконец-то почувствовал себя хозяином положения.

– А кто чем там занимался… Один себе прикладывал ложку на грудь, потом на лоб… Ложки держатся, не падают. Сначала одну ложку, через день две, через неделю – утюг… И примерно вот так вот – все. Кто крысу на поводке водит, кто в бубен колотит и дикарские танцы танцует… Я как посмотрела на этот дурдом… Говорю: «Нет, я в этом цирке участвовать не буду. Или чего конкретное давайте, или я на завод возвращаюсь».

– И нашли вам конкретное задание?

– Нашли. А чего не найти-то было… Там сразу было понятно, чем заниматься надо. Мне, во всяком случае.

«А вот отсюда, пожалуйста, очень подробно и не торопясь!» – захотелось воскликнуть Голикову, но спросил он коротко и без всяких эмоций:

– И чем же?

– Так это надо начинать с самого начала.

– Вот и начинайте, Нина Федоровна. Я никуда не тороплюсь. Вот, чайком побалуюсь. А выпью чашечку – еще попрошу. Рассказывайте, Нина Федоровна.

– Ладно. Если интересно, расскажу. Чего же не рассказать! – Она отхлебнула из чашки и начала свой рассказ: – Работала я контролером на сварочном участке. А делали мы узлы для аппаратов серии «Космос». Слыхал, наверное, про такие? – Голиков кивнул. – Ну вот… Проверяю я однажды сварочный шов. Что за черт? Дефектоскоп показывает, что нет дефекта в шве, а я чувствую, есть. И понять даже не могу, откуда у меня уверенность такая взялась. Но поверила своим ощущениям и паспорт изделия подписывать не стала. Начальник участка вокруг меня немного попрыгал и побежал наверх. Приходит начальник цеха. «Почему не подписываешь, – говорит, – Кузьмина?» «Дефект в шве», – отвечаю и даже место ему показываю, и размер трещины называю. Они дефектоскопом по этому месту туда-сюда… Ничего не находят. «Врет ваш дефектоскоп», – говорю. Начальник цеха уже за начальником БТК[5]послал. Тот прибежал, орет: «Подписывай, Кузьмина!» А я отвечаю: «Сам подписывай! И ставь свой личный штамп! А я свой не буду! Я в тюрьму из-за вас, бракоделов, садиться не хочу!» Начальник цеха обрадовался нашедшемуся выходу и говорит: «Давай, Альбертыч, подписывай за нее, и дело с концом. Сам знаешь – сегодня изделие не сдадим, столько голов полетит…» А тот подумал с секунду и отвечает: «Кузьмина зря воду мутить не будет. Если она не подписывает, то и я не буду. А головы пусть летят. Я за сроки не отвечаю, я за качество отвечаю!» Через десять минут на участке уже были и начальник производства, и главный контролер, и главный инженер, а еще через пару минут и директор со старшим военпредом подошли. На участке крики, ор, ругань… От мата аж воздух загустел. «Аппарат через неделю уже на космодроме быть должен! А тут из-за какой-то дурищи все встало! А у нее сегодня, может, месячные начались, вот крыша и едет!.. Мать ее так и разэдак! Подписывай ты, если твои раздолбаи не хотят!» – Это начальник производства тычет паспортом прямо в нос главному контролеру. «Ты, кажется, квартиру ждешь? Так вот, не будет ни квартир, ни премий. Сорвем запуск – забудь о достройке дома!» – это уже главный инженер стращает. Но главный контролер оказался крепким как кремень. «Я, – говорит, – в Кузьминой уверен. Раз она утверждает, что есть трещина, значит, есть. А дефектоскоп – дрянь. Я давно просил их заменить. Не буду подписывать, хоть режьте». Неизвестно, сколько бы еще продолжались препирательства, но старший военпред, отойдя куда-то ненадолго, вернулся и сказал: «Я тут с товарищем одним своим договорился. Они получили новейший импортный дефектоскоп. На пару часов пообещали дать нам его. Как он покажет, так и будет. Посылайте машину».