Жобера бросило в дрожь, когда он удостоверился, что это именно тот человек, который так долго ускользал от него, но теперь уже не сможет скрыться. Он взглянул на часы, рассудил, что остальные отряды уже, вероятно, заняли свои позиции, подождал еще немного и выстрелил в воздух. Послышался топот копыт, и вскоре три эскадрона легионеров, приблизившись, выстроились широким полукольцом вокруг колодца.

Люди Сельзника, увидев, что полностью окружены превосходящими силами противника, и пути к бегству не остается, бросили оружие и сдались. Сельзник тоже не оказал сопротивления и сдал оружие арестовывавшему его офицеру. Десяток сопровождавших его бедуинов были полностью разоружены, после чего им позволили пополнить запасы воды и отпустили, пригрозив, что, если они появятся снова, их немедленно убьют.

На Сельзника надели наручники, отвели к Жоберу, и они долго и пристально смотрели друг на друга. Солдаты и другие офицеры, почувствовав напряженность момента, один за другим покинули помещение, падре Хоган последовал их примеру.

— Невероятный поворот судьбы, — заговорил наконец Сельзник. — У двух песчинок на разных концах пустыни было больше шансов встретиться, чем у нас.

— Это не так, Сельзник. Я арестовал вас, потому что знал о вашем продвижении по дороге на Себху, у меня есть мощный радиопередатчик.

— Радиопередатчик? — повторил Сельзник и ухмыльнулся: — Но тогда… это была нечестная охота, Жобер. Вы осквернили последнюю территорию, где человек еще мог быть свободен, как рыба в воде и птица в небе.

— Свободен убивать, красть, предавать.

— Свободен — и точка, — отрезал Сельзник.

Они двинулись в путь в тот же день, без промедления, и полковник Жобер вернулся на свое место во главе колонны. Падре Хоган подъехал к нему:

— Что вы намерены делать с Сельзником?

— Вы, вероятно, ожидали увидеть расстрел без суда и следствия? Я офицер, а не палач. В пяти днях пути отсюда находится редут, до которого мы сможем добраться, немного отклонившись от курса. Его используют как хранилище припасов и воды для наших войск, проходящих по этой территории. Обычно там расквартирован небольшой отряд. Я сдам им Сельзника, и мы сможем продолжить свой путь спокойнее и быстрее. Через две недели будем в Песках призраков, а он предстанет перед военно-полевым судом… И еще неизвестно, не окажется ли его участь лучше нашей.

Они двинулись дальше, на юг, перевалили через скалистый хребет, поднимающийся из песка, и поехали по бескрайней хамаде,[25]плоской и выжженной, поросшей чахлым кустарником. На четвертый день они наткнулись на вади, и Жобер велел идти по его руслу.

Во время перехода он всегда приказывал снимать с Сельзника наручники, чтобы тот мог отмахиваться от мух и оводов, следовавших за их отрядом и мучивших людей, лошадей и верблюдов.

Вечером пятого дня на горизонте показался редут. Низкая каменная стена и знамя, неподвижно висевшее на древке из акации. Он был очень маленьким, и лишь один из трех отрядов смог там разместиться. Остальные разбили лагерь снаружи.

Странный сумрачный свет, словно колпак, висел над этим совершенно пустынным местом. Сельзника привязали к шесту и дали ему одеяло, чтобы он мог укрыться от холода наступающей ночи. Полковник Жобер вошел в домик, служивший командным постом, — лачугу без окон и дверей: повсюду лежала пыль, посредине стоял стол с пожелтевшими бумагами, в шкафу лежали две книги с обложками, сморщившимися от жары, — царство насекомых и крупных жужелиц, спешивших в укрытие при внезапном вторжении чужака. Он вышел из этого мрачного помещения и побрел по пустыне, чтобы развеять напряжение и беспокойство, а когда вернулся, его люди уже поели и легли спать, побежденные усталостью, но Сельзник еще бодрствовал.

— Трудно найти сон, коллега? — насмешливо спросил он.

— Не называйте меня так, Сельзник. Вы — дезертир и убийца. У нас нет ничего общего, кроме формы, которую вы обесчестили и которую я собственноручно сорвал бы с вас, если б мог.

Сельзник усмехнулся:

— Хорошенькая неожиданность, правда? Здесь нет ни единой живой души. Что вы намерены со мной делать? Именно эта дилемма и не дает вам заснуть, верно, Жобер? Но если дело только в этом, решение найти просто: расстрел без суда и следствия, вот и все. И тогда вы сможете беспрепятственно продолжить свой путь…

— Прекратите, Сельзник. С кем, по-вашему, вы разговариваете? Я не такой, как вы, и уважаю этические нормы и нравственные принципы.

— И поэтому считаете, что вы лучше меня? Скажите, во имя чего вы стреляете и убиваете?.. Ради чего вы сражаетесь, Жобер? Ради чего носите эту форму?

— Я… я сражаюсь ради ценностей цивилизации, в которую верю.

Сельзник покачал головой:

— Христианский запад… Его не было бы без Иуды… Скажите, Жобер, вы когда-нибудь испытывали на своей шкуре, что это такое, когда вас ненавидят и презирают, что значит быть волком, изгнанным из стаи? Вот мы проявляем истинный героизм… такие люди, как я. Только нам хватает храбрости бросить решающий вызов…

Жобер отпрянул, скрывая растерянность.

— Это не спасет вас от спецкоманды, Сельзник. Клянусь вам.

— Никому не дано предвидеть, кого и когда настигнет смерть, Жобер. Вы солдат и должны это знать. — Он помолчал и перевел взгляд на флаг, висевший на углу крепостной стены. — Вы обратили внимание на это знамя? Никто его не спустил. Возможно ли такое? — Легкий ветерок едва колыхал потрепанную ткань, свисавшую с флагштока. — Вы спрашивали себя, почему никто не спустил это знамя, полковник Жобер?

По телу полковника пробежала дрожь при мысли о том, что имел в виду Сельзник; он почти бегом вернулся в редут, зажег огарок свечи и поставил его в фонарь, потом вышел за стены, чтобы прочесать пустыню с востока и юга, там, где никто еще не осматривал местность, и оказался перед чредой холмиков, которые ветер почти сровнял с землей. Сбоку лежали непогребенные останки офицера. Форма капитана Иностранного легиона еще покрывала окоченелый труп.

Он почувствовал панику. Что за эпидемия истребила небольшой гарнизон? Не было никаких признаков сражения ни в крепости, ни снаружи. Лишь следы запустения, медленной, неумолимой агонии.

Он вернулся в редут и неторопливо прошел среди своих людей, погруженных в сон, высоко поднимая фонарь, чтобы осветить их лица: быть может, они уже заразились беспощадной болезнью. Быть может, он и сам заразился. Жобер прошел мимо шеста с привязанным Сельзником, который, казалось, спал, но тот вдруг открыл глаза и усмехнулся:

— Это была эпидемия, вы не отвертитесь.

Жобер собрал все свое хладнокровие.

— Быть может, — проговорил он, — но вам не удастся порадоваться этому обстоятельству, Сельзник. Вы вернетесь назад с ними, и я прикажу командиру расстрелять вас, если по какой-то причине не удастся добраться до Бир-Аккара.