– Ой, – сказал вдруг М.Р. так, словно ему было не пятнадцать, а пять, – цирк!

– Ага, – кивнул Д.Э.

Он стоял и рассматривал, щурясь, яркий балаган, что в два счета развернули какие-то люди. Двое джентльменов, не сговариваясь, побрели к балагану.

Сказать правду, этот бродячий цирк был не самым лучшим цирком в мире. Два клоуна угощали друг друга пинками, испуская фонтанчики подозрительно обильных слез. Полная дама в серебряной юбочке заставляла пуделя скакать через обруч. Старик с обезьяной, одетой в нарядное платьице, заставлял свою партнершу жонглировать яблоками. Время от времени обезьяне удавалось надкусить одно из яблок и тогда старик с комически огорченным видом заламывал руки. В общем, ничего особенного. Но для компаньонов после нескольких месяцев на китобое это было фантастическое зрелище. Они хлопали, не жалея ладоней. И тут на арену вышел фокусник, одетый в черное трико, облегавшее его от шеи до пят. Костюм дополняли короткие серебристые шаровары, надетые поверх трико, и такой же колпак. Для начала фокусник достал из кармана белую палочку, которая на глазах изумленной публики тут же стала красной.

– Не найдется ли у кого-нибудь из вас банкноты, скажем, в пять долларов? – поинтересовался он как бы между прочим.

– Держи карман! – ответили ему.

– Как бы не так!

– Ищи других дураков!

– Нет? – слегка огорчился фокусник. – Впрочем, ничего другого я и не ожидал.

Он обернулся к конферансье.

– А вы, любезный Бартоломью?

Тот покачал седой головой и развел руками, показывая, что и он в такие фокусы не очень-то верит.

– Уверяю вас, господа, это абсолютно безопасно! – улыбка фокусника была иронической.

Но никто не вызвался и на этот раз.

– Ну и что же, – промолвил циркач. – Придется обойтись без вашей помощи.

Он вынул из кармана купюру и показал публике.

– Пусть будет двадцать, – сообщил он. – Двадцать долларов. Теперь, с вашего позволения, я ее подожгу. Бартоломью, дайте мне конверт. Уж конверта-то вы, надеюсь, не пожалеете? Благодарю. А теперь, господа…

Конферансье собственноручно опустил купюру в конверт, заклеил его и показал публике.

– Хорошо ли вы заклеили? – с сомнением поинтересовался фокусник. – Это очень важно, Бартоломью. Ну-ка, ну-ка… Превосходно. А теперь, господа…

Он чиркнул спичкой и поджег конверт, держа за край. Через несколько секунд на его ладони лежал пепел, лишь очертаниями напоминавший то, чем только что был.

– Voila! – произнес циркач, протягивая ладонь. – Неприятно терять деньги, правда, господа? Сейчас мы исправим это маленькое недоразумение.

Он описал в воздухе красивую дугу, прихлопнул пепел, дунул – и показал публике совершенно целую купюру.

Ему зааплодировали.

– Подстроено! – крикнул чей-то голос. – Я видал такие штуки. Они там брызгают специальную жидкость.

– Желаете повторить? – поинтересовался фокусник. – Только на этот раз купюра будет вашей. Ну как, хотите или боитесь?

– Вот еще, – сказал голос. – Чтоб вы ее спалили и меня же подняли на смех?

– Сэр! – крикнул Джейк. – Скажите, а десять долларов вас устроит?

– Вполне, юноша, вполне, – с готовностью отозвался фокусник.

Компаньоны, расталкивая локтями зрителей, пробрались на манеж. Лицо циркача покрывал слой белого грима. Глаза были обведены черным, придавая фокуснику некоторое сходство с вампиром. Но выражение этих глаз и рта, и голос, и жест затянутой в белую перчатку руки… Показалось, или тонкая улыбка тронула выкрашенные белым губы?

– Благодарю вас. Итак, господа, десять долларов!

Фокусник сложил купюру, подал ее конферансье, который немедленно извлек еще один конверт и повторил приготовления.

– Voilа!

И конверт загорелся.

Жест был повторен в точности, хлопок был не менее эффектным, но только ветер подхватил пепел с ладони фокусника.

– О, как жаль, – посочувствовал он. – Ничего, молодые люди, это случается… время от времени. Фокусы, увы, материя довольно капризная.

Компаньоны ничего не сказали тому, чья собственная десятка только что развеялась в воздухе. Чертовски обидным было только издевательство.

Зрители хохотали, свистели и били в ладоши.

– Не огорчайтесь, – с иронией произнес циркач. – Говорят, что ни делается, все к лучшему. Добавлю: а все остальное происходит для того, чтобы господь Бог мог повеселиться, глядя на нас. Ему ведь тоже бывает скучно. Все, что остается – смеяться вместе с ним.

Он взглянул на оставшийся в руке пепел, задумчиво растер его между пальцев и сказал:

– Мои юные друзья, никогда не признавайте себя проигравшими, пока не убедитесь в том окончательно. Очень часто поражение является мнимым, хоть это…

Тут он дунул на пальцы.

– …хоть это и не очевидно.

В руке фокусника оказалась купюра – целая и невредимая. Отдав ее компаньонам, он прошелся по рядам, извлекая из носа, уха зрителя, а то и кармана соседа, то часы, то портсигар и с поклоном вручая владельцу.

– Не все и не всегда получается так, как мы загадываем, – сказал он, когда оказался перед компаньонами, вернувшимися на свое место. – Но это на пользу, уверяю вас. Только на пользу.

С этими словами циркач раскланялся, послал публике пару воздушных поцелуев и скрылся за кулисами.

* * *

– В первый раз покупаю цветы не на похороны, – ворчал Д.Э., когда продавец отвернулся за указанным букетом, – да еще мужику.

– Да еще на его же собственные деньги, – прибавил М.Р. – Ты что, попроще не мог? Он же на дама! Куда вот это все?

– Не жадничай! – компаньон взял громоздкий букет поудобнее и направился к фургонам бродячего цирка.

– Чего я не жадничай? – Дюк споткнулся и едва не расквасил себе нос – отвык ходить по суше. – Нам сейчас ой как не до жиру будет, а ты развел, тоже мне, церемонии.

Артист сидел перед зеркалом. Вместо циркового трико на нем был теперь халат – отнюдь не такой роскошный, как тот, что год назад лежал в саквояже. Лицо, с которого Фокс снимал грим, было постаревшим, усталым, отросшие волосы – мокро прилизаны. Он не обернулся, когда искатели приключений поднялись по короткой деревянной лестнице в фургон. Джейк замер у порога, и Дюк, чуть не налетев на спину компаньона, вынужден был подглядывать у него из-под мышки.

– Если в публике был хоть один шпик, – произнес Фокс, по-прежнему глядя в зеркало, – наши с вами приключения, молодые люди, станут общими. Правда, это будет совсем недолго, и не думаю, что очень захватывающе.