Решив, что она была достаточно убедительна и что с нее на сегодня довольно, Энн поднялась со своего места и присела в реверансе.

Вильерс тоже встал и продолжал стоять, даже когда Энн покинула зал.

Пока до него не дошло, что Элинор сейчас находится одна в своей спальне и, возможно, плещется в ванне, совсем нагая. Надо было спешить, пока не вернулся этот проклятый Эстли.

Элинор нежилась в ванне, листая сборник шекспировских сонетов, которые она почти возненавидела. Знал ли их автор хоть что-нибудь о реальных человеческих отношениях? Какими сложными они могут быть?

«Истинная любовь не тускнеет от времени...» Отчасти это так. Гидеон все еще любит ее. А она сама? Или вот это: «Любовь бушует, но не рушится...»

Ее любовь была разрушена, но прошло несколько лет, и она больше не любит Гидеона, как прежде. Она даже не сердится на него за его трусость и коварство. За то, что он не любил ее так сильно, как она его.

Она не удивилась, когда приоткрылась балконная дверь, зато почувствовала облегчение. Ее герцог, Леопольд, снова будет с ней, и ей не придется сверять эту новую любовь со старинными сонетами. Она может свободно наслаждаться с ним, быть неприличной, бесстыдной, раскованной...

Прислушавшись, она осторожно вынула одну ногу из воды. У нее были красивые ноги, она любовалась ими, округлостью своих колен. После абстрактных рассуждений так приятно обрести чувство реальности.

Она не расслышала шагов, но его губы уже были прижаты к ее шее слева. Она с готовностью вытянула ее, предоставляя ему пространство для поцелуев. Две смуглые ладони просунулись со спины к ее груди и накрыли оба пышных полушария.

— Ого! — произнес он. — Что за сокровища приплыли мне в руки?

— Они принадлежат одной бесстыднице, которая только что мечтала о том, как лучше завлечь одного повесу, — ответила Элинор.

Его голос завораживал ее еще сильнее, чем его ласки.

— Вильерс! — произнесла она, пытаясь заглянуть ему в глаза.

— Как ты смеешь называть меня Вильерс? — спросил он, покусывая ее ушко.

— Лесли, — кокетливо обронила она, ожидая наказания.

Его рука скользнула вниз к ее золотистой опушке.

— Еще одна попытка, — разрешил он.

— Лендри.

Она едва не задохнулась от страстного проникновения его руки.

— О-о! — простонала она. — Продолжай... пожалуйста!

— Нет, я жду!

— Леопольд, — сдалась Элинор. — Мой Лео!

Он страстно поцеловал ее в губы. Его рука продолжала настойчиво блуждать между ее ног. Она вдохнула запах его зубного порошка с коричной отдушкой и мускусный запах мужских духов, изнывая от блаженства. И вскоре уже кричала его имя, как в тот, первый раз, на берегу ручья. А когда немного пришла в себя, вспомнила Гидеона. Он постоянно присутствовал с ними, хотя и незримо. Что же это за наваждение, и что за странная женщина она, Элинор? Вильерс с самого начала назвал ее странной или необыкновенной. И потом часто повторял это.

Теперь он бережно вытаскивал ее из ванны, закутывая в полотенце. Колени ее еще дрожали от испытанного наслаждения.

— Только не спать, — предупредил ее Вильерс.

— Я готова всю ночь заниматься любовью, — заявила она.

Лео рассмеялся:

— Это именно то, что приятно слышать каждому мужчине.

— Неправда, — усмехнулась Элинор.

Уложив ее на постель, Лео стал вытирать ей волосы полотенцем.

— Уверяю тебя, это так, — сказал Лео.

— Мужчинам не нравится, когда их жены постоянно хотят их, и их это нервирует.

— Не знаю, никогда не был женат, — сказал Лео. — Возможно, поэтому я рад, что мы не женаты.

Отбросив полотенце, он смотрел сверху вниз на Элинор.

— Только не уподобляйся Лизетт и не притворяйся, будто приличия для тебя ничего не значат. Брак важен для общества, это не пустой звук, — сказала она.

— Разумеется, он важен, — ответил Лео.

— Аморальный, бесстыдный, беззаконный и... такой прекрасный, — произнесла Элинор.

— Задело, принцесса, — сказал он, сажая ее на постели.

Только тут она обратила внимание, во что он одет. Это был черный бархатный халат, расшитый жемчужными арабесками.

— Мне не нравится твой халат, — сказала Элинор.

— Я покупал его не для тебя, дорогая.

Она попробовала раздвинуть полы и, мгновенно лишившись остатков сна, уткнулась лицом в его живот, вдыхая его запах. Это была волнующая смесь афродизиаков, неприличной свободы и крахмального белья.

Это был сладкий запах греха.

— Мне не нравится твой халат, — повторила Элинор.

— Я пришел сюда не за советом модистки, — ответил он.

Элинор исследовала языком каждый уголок его мускулистого тела, Лео блаженно вздрагивал и учащенно дышал.

— Что это за шрам? — спросила она, наткнувшись на неровную белую полосу на его правом боку. — Это твоя последняя дуэль?

— Он великоват, не так ли? — спросил он.

— В каком смысле?

— Рана едва не стала смертельной.

Она прижалась губами к этой отметине.

— Я рада, что все обошлось.

— Я тоже доволен, что дожил до этого вот момента, — усмехнулся Лео, укладывая ее на спину.

— Нет, — ответила она, распрямляясь. — Я еще не закончила исследовать тебя.

— Но я уже готов, — сказал он.

— Нет еще, — усмехнулась она.

— Попрактиковалась, и хватит, — сказал он, схватив ее запястья.

— Нет, — не уступала она. — Завтра, это может уже не повториться, Лео! Тебе и самому это известно.

Он тряхнул головой, словно прогоняя туман.

— О чем ты?

— Моя мать, Энн и я можем в любую минуту отправиться в Лондон.

Он еще крепче сжал ее запястья.

— Ты не поедешь.

Она подождала, надеясь услышать что-то еще, надеясь на определенность. Но он молчал.

— Мне придется уехать, — сказала она.

Саднящая пустота наполнила ее. Она должна быть готова к тому, что рано или поздно им придется расстаться.

Он задумчиво приподнял бровь, силясь своим простым мужским умом постичь ее утонченную женскую сущность. И пока он размышлял, ее губы завладели его жезлом. Каждый его сладострастный стон вызывал ответную волну желания в ее лоне.

Он схватил ее лицо в ладони и, притянув к своему лицу, запечатлел на ее губах страстный поцелуй, затем положил Элинор на себя, достал из кармана «французское письмо» и надел его.