«Жаль, что я ушел из шоу-бизнеса», – подумал Лавочкин, имея в виду рыцарские поединки.

Дорога упиралась в горизонт. Тучи лениво плыли туда же, куда ехали молодые люди. Казалось, лошади топтались на месте, а деревья медленно брели навстречу.

Разговоры увяли, клонило в сон. Остаток дня путешественники продремали, качаясь в седлах.

К вечеру по лесу разлился туман. В его молоке темнели столбы стволов, смутными пятнами нависали полупрозрачные кроны деревьев. Тишина установилась самая зловещая.

Конь солдата начал волноваться: сбивался с шага, тряс ушами и всхрапывал, нервно тряся боками.

– Что ты, мальчик? – Коля натянул поводья, погладил пегую шею. – Тихо, тихо…

– Впереди засада, да? – предположила Марлен.

– Почему же твоя лошадь так спокойна?

– Фрау вообще мудрее мужчин.

– Угу, и скромнее.

Двинулись потихоньку вперед. Все было тихо. Жеребец не угомонился.

Спустя четверть часа лес неожиданно закончился, и путники оказались около большого озера. Подъехали к убогому селеньицу, стоящему на самом берегу.

Семь дворов, лай своры очень похожих мелких собачек, выбежавших на околицу. Собачки посмотрели на пришельцев, понюхали воздух, потом поджали хвосты и скрылись за ближайшим домом.

– Вроде бы тихо и умиротворенно, – оценил деревеньку Лавочкин. Бедновато, зато дымят все трубы.

Спешились у большого дома, выглядевшего более-менее крепко. Постучали в дверь.

На крыльцо вышли близнецы – двое совершенно одинаковых кудрявых мужичков. Бледноватые, почти синюшные, с вялыми лицами и скупыми жестами.

«Двигаются они по-особенному плавно, – подумал солдат. – Неспешно так, словно бессмертные… или мертвые!»

Лавочкину вспомнилась институтская кавээновская переделка популярной песни:

Старый клон, старый клон,

старый клон стучит в окно,

Приглашая нас с тобою на прогулку.

Отчего, отчего, отчего мне так стремно?

Оттого что зомби ходят в переулке.

– Здравствуйте, – с каким-то особенным подсвистом сказали хозяева. – Добро пожаловать в Доппельадлер[26].

«Ишь, ты, дуэтом говорят… – внутренне усмехнулся солдат. – Два молодца – однояйцевых близнеца».

– Добрый вечер, – ответила Марлен.

– Привет. – Коля приветственно поднял руку. – Пустите добрых странников на постой?

Двойняшки переглянулись.

– Пустить-то мы вас пустим… – начал первый.

– …а вот выпустить… – продолжил второй.

– Шутка! – громко сказали они и, запрокинув головы, произнесли троекратное «ха».

Смехом этот акт Лавочкин не назвал бы. Возникло неприятное предчувствие опасности, от которого хотелось ощериться, выпустить когти, а еще лучше – рвать эти самые когти отсюда.

– Пожалуй, мы не станем вас стеснять и обратимся к вашим соседям, – проговорил Коля, пихая локтем виконтессу, мол, пойдем.

– Как хотите! – механически улыбнулись синюшные братья. – У нас все гостеприимные.

Они синхронно помахали правыми руками.

Солдат и виконтесса ретировались со двора.

– Валим отсюда, – прошептал Лавочкин, намереваясь вскочить на коня.

– Молодые люди! – раздался мягкий мужской голос.

Между домами стоял лысый розовощекий мужчина. Коля решил, что он «предпенсионного возраста». Просторные серые одежды прикрывали коренастое тело. На круглом лице замерла вкрадчивая улыбка.

– Вы не бойтесь братьев Пуппеншпилеров[27]. Они добрые, хоть и странные. Я местный староста. Если вам нужен ночлег, то милости прошу.

Усталость взяла свое, согласились. Вроде бы нормальный мужик, культурный.

Лошадей оставили в загоне.

Жилище старосты было небогатым. Бедно, но чисто – как в анекдоте. Хозяин не держал ничего лишнего. Стол, скамьи, две кровати, сундук. Печь, посуда, минимум утвари. Четыре лампады по углам.

– Садитесь, гостюшки, отведайте молочка коровьего, – пригласил староста, выставляя пузатую крынку. – Я-то сам бобылем живу. Хозяйствую, за деревней смотрю.

– Оригинальные у вас жители.

– Оригинальные?! – Мужик хихикнул. – Ничуть. У нас тут все, кроме меня, двойняшки да тройняшки.

– Странно это как-то… – проговорила Марлен.

– Ничуть. – Староста достал кружки. – Здесь, возле нашего Доппельадлера, некогда жил гениальный колдун по имени Улькхемикер[28]. У него была спрятанная ото всех подземная зельеварня. Он ставил сложнейшие опыты, получая то идеальный газ, то абсолютно твердое тело. Особый интерес колдуна вызывало чудодействие с человеческим организмом. Мгновенное умерщвление, порабощение воли, создание сверхвыносливого человека – вот далеко не полный список его дел. После опытов у него оставались различные магические жидкости, которые Улькхемикер сливал в подземное озеро. Оказалось, озеро сообщалось с верхними водами. И в одно прекрасное утро над нашим поселком пролетел двухголовый орел. Он и дал название селению. С тех пор потомство у наших людей стало удваиваться, утраиваться…

Мужик разлил молоко по кружкам. Коля сделал добрый глоток. Холодная влага побежала в желудок.

– Так он вам потравил тут все, – сказал солдат.

– Вроде и так, – кивнул хозяин, – а вдругоряде и нет. Здесь никто не болеет, живем подолгу, чувствуем себя превосходно. Да вы пейте молочко-то. Или боитесь, что от двухголовой коровы?

Марлен пригубила. Лавочкин приложился как следует.

– Ну, наш колдун не только зельями славен, – продолжил староста. – Он и операции на животных и людях делал. Очень любопытные результаты…

Солдат слушал болтовню хозяина вполуха. Он почувствовал легкое головокружение, приятную тяжесть в руках и ногах, мышцы расслабились, налились теплом, а голова, напротив, обрела необычайную легкость. Состояние было отличнейшее, но что-то настораживало. Марлен пристально смотрела на парня, а розовощекий мужик лопотал, лопотал…

«Надо прекратить этот аттракцион, – думал Лавочкин. – В такой расслабухе любой враг возьмет нас голыми руками… Хотя бы и эти, Пуппеншпилеры».

Братья (легки на помине!) зашли в дом старосты и встали за его спиной.

Коля адским усилием воли заставил себя прислушаться к словам хозяина:

– …А вы являетесь замечательным материалом для моих опытов, ведь прославленный колдун-зельедел – это я. Вы дадите мне замечательных двойников. Сильных, выносливых и толковых. У тебя, юноша, красивый череп. Пожалуй, я его оставлю в своей коллекции. – Староста обратился к близнецам: – Ребятки, хватайте их, и на столы.