— Я скучаю по ним, — просто говорит Рут.

— И я, — эхом отзываюсь я. Иногда я с трудом вспоминаю маму, так давно она умерла. Конечно, у меня остались фотографии и даже парочка видеозаписей, но часто она кажется мне словно бы выдуманным персонажем. Может быть, именно поэтому я в каждой мелочи хочу видеть послание от нее, — чтобы не терять эту тонкую, хрупкую связь.

Лицо Рут бледнеет в угасающем свете, она хмурится с каждой секундой все больше.

— А ведь он не был моей первой любовью, — вдруг признается она. — Твой дедушка.

— Кто же тогда? Тот парень, к которому ты бегала ночью из школы?

— Да, он. Поэтому я и разозлилась так сильно на Анну, когда она пожаловалась на меня. Вернувшись на занятия после отстранения, я узнала, что он изменял мне с другой.

— Не может быть! Ну и скотина! — возмущаюсь я. Бедная Рут — должно быть, это очень больно, особенно когда ставишь ради него на карту все, а потом еще и страдаешь от последствий.

— Согласна с тобой, — вздыхает она. — Но он разбил мне сердце. Долгие годы я не могла ему этого простить. Первая любовь навсегда остается в памяти.

— У вас ведь с ним ничего не было? Ну, ты понимаешь.

Рут — очень страстная натура, но заниматься сексом с парнем еще до окончания школы — слишком даже для нее.

— На самом деле было, — признается бабушка, лукаво поглядывая на меня и ожидая бурной реакции. — Какой же это был скандал! У меня было еще несколько мужчин после него, до встречи с твоим дедушкой.

— Ах ты, распутница! — заливаюсь я смехом при виде знакомого хитрого выражения на ее лице.

— Да, целомудренной меня не назовешь. И дедушка, кстати, по этому поводу нисколечко не переживал.

— Так ты еще и ему все рассказала? — Я изумленно смотрю на могилу, где покоятся мама и дедушка. Он так ее обожал — неудивительно, что ему не было дела до ее прошлого.

— Да, между нами не было никаких секретов. За это я его и любила — с ним я могла быть собой. Он никогда меня ни за что не осуждал и не пытался ничего во мне изменить.

Она подходит к надгробию и нежно проводит рукой по дедушкиному имени, выгравированному на холодном камне.

— Никто не понимал меня так, как он, — тихо шепчет она, и я слышу боль в ее голосе.

Не знаю, что и сказать. Она так печальна, что я не уверена, что мне вообще следует что-то говорить. Я думала, она обрела новое счастье, впустив Карла в свою душу, но теперь вижу, что бабушка по-прежнему не готова начать новую жизнь.

— Так что, Иезавель[21], может, возьмем домой чипсов? — предлагаю я. — Думаю, мы заслужили небольшую награду после такой долгой прогулки.

Знаю, я не слишком деликатно сменила тему, но, думаю, она не станет возражать.

— Ты — моя девочка, Коко Суон, — улыбается она. Но глаза ее остаются печальными, и я крепко, от всего сердца обнимаю ее, ведь именно это ей сейчас нужно. Прижав ее к себе, я смотрю поверх бабушкиного плеча на два имени, выведенные на надгробной плите. По правде говоря, я ненавижу это место. Приходя сюда, я никогда не чувствовала себя ближе к ним. Рут, кажется, находит здесь утешение, но я не думаю, что когда-нибудь смогу сказать о себе то же самое. Кладбище лишний раз напоминает мне о том, что я безвозвратно потеряла.

Глядя на надгробие, я вдруг случайно замечаю маленький белый цветочек, пробивающийся между плит, — должно быть, тоже сорняк. Я отпускаю Рут и наклоняюсь, чтобы вырвать докучливое растение, но она вдруг останавливает меня.

— Нет! Это не сорняк, Коко, — улыбается она, — это цветок.

Бабушка наклоняется к могиле, чтобы получше рассмотреть растение.

— Ну надо же, — восклицает она.

— Что такое? — спрашиваю я.

Рут присаживается на корточки и тянется к цветку, проросшему прямо из гравия.

— Поверить не могу. Это любимый цветок твоей мамы, — изумленно смотрит она на меня. — Не представляю, как он сюда попал и как вообще сумел выжить в это время года. Посмотри, нигде таких больше нет.

Я оглядываюсь по сторонам, но нигде больше не вижу таких же белоснежных бутонов.

— Действительно, нет.

— Странно. И как он сюда попал… Я всегда хотела посадить их здесь, но руки не дошли.

У меня по коже вдруг забегали мурашки. Мама любила такие цветы, и они загадочным образом выросли у нее на могиле. Настоящее чудо. Это… знак.

— Как они называются, Рут? — спрашиваю я.

— Гипсофила, ее еще перекати-поле называют. Хотя мне всегда больше нравилось другое ее название — «дыхание ребенка».

От волнения я едва дышу. Цветок называется «дыхание ребенка»? Разве это может быть простым совпадением?

Рут вопросительно смотрит на меня, и ручаюсь — она знает, о чем я думаю. Мы обе наверняка думаем об одном и том же: возможно, это еще один знак! Послание от мамы? Она не хочет, чтобы я бросала свое расследование истории Тэтти и ее ребенка.

— Что ж, если ты ждала знака, чтобы продолжить поиски, то, думаю, один ты уже точно нашла, — качает головой Рут, не сводя удивленного взгляда с маленького белого цветочка.

— Мама просто не могла остаться в стороне, — говорю я и, наклонившись, рассматриваю крошечные лепестки: такие нежные и изящные.

— Возможно, она просто не хочет, чтобы ты так быстро сдавалась, — усмехаясь, отвечает она.

— Угу, ты мне еще расскажи, что дедушка тоже этого не хочет!

— Думаю, и он тоже, — находится Рут. — Он обожал всякие детективы.

— Твоя правда… — Помню, дедушка действительно очень любил «Инспектора Морса»[22] и «Мисс Марпл»[23].

— Что скажешь, Коко? — спрашивает Рут, поднимаясь на ноги. — Станешь искать сына Тэтти дальше?

Я смотрю на цветочек, дрожащий на холодном ветру: такой хрупкий, но сильный.

— Думаю, оно того стоит. Не хочу, чтобы вы все разочаровались во мне!

— Умница! — хлопает она в ладоши. — И каков будет твой следующий шаг?

— Хм… Моим следующим шагом будет… покупка огромного пакета чипсов и какой-нибудь рыбки. А потом я поеду к Кэт, посижу с ребятами. А потом… еще не решила.

— Неизвестность всегда так манит, правда? — говорит Рут, и мы неспешно идем по тропинке к выходу.

Когда она произносит эти слова, мое воображение рисует лишь одну картину: затрапезно одетого черноглазого Мака Гилмартина.

— Господи, тебя послушать, так он настоящий красавец, — Кэт буквально теряет голову от восторга.

Мы сидим за столом у нее в кухне, и я как раз рассказываю о своем путешествии в Глэкен и о встрече с Маком Гилмартином.

— Да, он действительно хорош собой, — признаю я. — Жаль только, что не смог рассказать мне ничего о сыне Тэтти.