ВЫ С ЛЕГКОСТЬЮ МОГЛИ УБИТЬ ЕГО.

МОГЛИ ОСТАВИТЬ ОТ НЕГО ЖАЛКУЮ ГОРСТКУ КОСТЕЙ В ПЕРЕДНЕЙ.

Алексей Александрович попытался возразить разъяренному Лицу:

— Столь радикальные меры, предпринятые под влиянием сильных чувств, имели бы своим результатом ничтожно малую победу в сравнении с огромными рисками.

ВЫ СЛИШКОМ РОБКИЙ ПРОСТОЙ УДАР ПО ГОЛОВЕ…

— Нет!

РЕЗКОЕ СУЖЕНИЕ ПРОСВЕТА ТРАХЕИ…

— О, Боже, нет!

Этот внутренний разговор, столь обыкновенный для Александра Александровича, который слышал голос в своей голове также ясно, как голос любого другого собеседника, со стороны показался бы бреднями сумасшедшего. Борьба продолжалась до трех часов ночи. Она не исполнила его требования, и он должен наказать ее и привести в исполнение свою угрозу — требовать развода и отнять сына. Он знал все трудности, связанные с этим делом, но он сказал, что сделает это, и теперь он должен исполнить угрозу.

ИЛИ ВЫ ПРОСТО МОГЛИ БЫ…

— Нет! Я не в силах буду сделать этого! И теперь прошу тебя замолчать!

Он не спал всю ночь, и его гнев, увеличиваясь в какой-то огромной прогрессии, дошел к утру до крайних пределов. Он поспешно оделся и, как бы неся полную чашу гнева и боясь расплескать ее, боясь вместе с гневом утратить энергию, нужную ему для объяснения с женою, вошел к ней.

Анна, думавшая, что она так хорошо знает своего мужа, была поражена его видом, когда он вошел к ней. Лежа в кровати, она закрыла лицо руками, когда дверь вдруг слетела с петель и разбилась в щепки об пол.

Лоб его был нахмурен, и телескопический глаз пристально изучал каждый сантиметр ее тела, избегая смотреть в глаза; рот был твердо и презрительно сжат. В походке, в движениях, в звуке голоса его была решительность и твердость, какие жена никогда не видала в нем.

— Что вам нужно?! — вскрикнула она.

— Сядьте! — сказал он.

Она с удивлением и робостью молча глядела на него.

— Я сказал вам, что не позволю вам принимать вашего любовника у себя.

— Мне нужно было видеть его, чтоб…

Она остановилась, не находя никакой выдумки. В голове Каренина послышались слова:

СДЕЛАЙТЕ ЭТО ПРОИЗНЕСИТЕ ЭТО.

— Не вхожу в подробности о том, для чего женщине нужно видеть любовника.

ВЫ ТРАТИТЕ ВРЕМЯ ВЫ ТРАТИТЕ СЛОВА.

— Я хотела, я только… — вспыхнув, сказала она. Эта его грубость раздражила ее и придала ей смелости. — Неужели вы не чувствуете, как вам легко оскорблять меня? — сказала она.

— Оскорблять можно честного человека и честную женщину, но сказать вору, что он вор, есть только lа constatation d’un fait.[12]

— Этой новой черты — жестокости я не знала еще в вас.

— Вы многого не знаете обо мне. Есть стороны моей жизни, моего существования, не говоря уже о бытии всего остального мира, Вселенной, которые вы не в состоянии постигнуть, и, если я открою вам эти тайны, они довершат ваше падение.

Он все более ожесточался, чувство гнева подавляло все остальное, словно лихорадка заставляя кровь вскипать в венах. Лицо кричало в его голове:

КОНТРОЛИРУЙТЕ ОСКОРБЛЯЙТЕ НАСТАИВАЙТЕ ПОДЧИНЯЙТЕ

Ему пришлось сделать над собой усилие, чтобы успокоиться: Алексей Александрович пытался прийти в себя и говорить своим собственным голосом, выбирая слова по собственному желанию, без участия Лица.

— Вы называете жестокостью то, что муж предоставляет жене свободу, давая ей честный кров имени только под условием соблюдения приличий. Это жестокость?

— Это хуже жестокости, это подлость, если уже вы хотите знать! — со взрывом злобы вскрикнула Анна и, встав, хотела уйти.

— Нет! — закричал он своим пискливым голосом, который поднялся теперь еще нотой выше обыкновенного, и через секунду Анна ощутила то же, что и Вронский, столкнувшийся с Карениным в парадном. Она вдруг почувствовала, что не может пошевелить и пальцем, словно марионетка в руках ребенка, ее подбросило к потолку; и, беспомощная, она висела и чувствовала, как горло ее сжимается, а в груди перехватило дыхание. Муж смотрел, как она болталась в воздухе, словно рыба на крючке.

— Нет! — закричал он своим пискливым голосом, и Анна почувствовала, как тело ее взмыло к потолку, а горло сжала неведомая сила

— Подлость? Если вы хотите употребить это слово, то подлость — это бросить мужа, сына для любовника и есть хлеб мужа!

Телескопический глаз зловеще выдвинулся, она чувствовала, как тело ее все сильнее вдавливается в потолок. Ей нужно было защитить себя, смягчить его, разбудить в нем человека, иначе он уничтожит ее.

— Вы не можете описать мое положение хуже того, как я сама его понимаю! — закричала она в отчаянии. — Алексей…

— Я умоляю тебя, Алексей…

— Алексей…

— Ox… — тяжело выдохнул он и ослабил свою невидимую хватку. Она упала, по счастью или по его доброй воле, в кресло.

ТРУС ТРУС ТРУС

Анна никак не могла отдышаться, каждый вздох был словно глоток прекрасного вина. Она не только не сказала того, что она говорила вчера любовнику что он ее муж, а муж лишний; она теперь и не подумала этого. Она была рада, что осталась жива, чувствовала всю справедливость слов мужа и безмолвно слушала его.

— Так как вы не исполнили моей воли относительно соблюдения приличий, я приму меры, чтобы положение это кончилось.

— Скоро, скоро оно кончится и так, — проговорила Анна.

— Оно кончится скорее, чем вы придумали со своим любовником! Вам нужно удовлетворение животной страсти…

— Алексей Александрович! Я не говорю, что это невеликодушно, но это непорядочно — бить лежачего.

— Да, вы только себя помните, но страдания человека, который был вашим мужем, вам не интересны. Вам все равно, что вся жизнь его рушилась, что он пеле… педе… пелестрадал.

Алексей Александрович говорил так скоро, что он запутался и никак не мог выговорить этого слова. Он выговорил его под конец «пелестрадал».

ОСЕЛ!

ЕСЛИ УЖ НЕ МОЖЕШЬ УБИТЬ, ТАК ХОТЬ СОБЕРИСЬ И ГОВОРИ ВНЯТНО, ГЛУПЕЦ, БОЛВАН…

В припадке бешенства Каренин схватился за лицо в тщетной попытке сорвать с него железную маску и освободиться от миллионов тончайших нейронных нитей, соединявших Лицо с его собственными нервными окончаниями. Анна в ужасе наблюдала за тем, как муж ее выписывал круги по комнате и кричал во весь голос, схватившись за голову. Он резко остановился и затих.