– Ты действительно меня до сих пор не простила?

– Если ты положишь на меня руки, то, может, и прощу.

– Не позволяй мне заходить так далеко в моих надеждах.

– Надежды всегда должны быть смелыми. Чем смелее, тем лучше.

– Боже праведный, настоящая женщина, – шепчет он, – а я видел перед собой лишь вежливую девушку.

– Фи! Ты совсем меня не знаешь.

– Но очень хочу узнать. Слушай, а что мы до сих пор здесь забыли? Давай-ка лучше делать отсюда ноги и в кино. Да побыстрее.

Мы наперегонки бросаемся через главный зал и забираем из шкафчиков личные вещи. А когда подходим к двери служебного хода, Портер задерживается у щитка системы безопасности и в недоумении склоняет набок голову.

– Да, чуть не забыла, – говорю я, щелкая пальцами. – Пенгборн сказал, что запрет нас здесь с помощью нового мастер-кода и, чтобы система выпустила нас, тебе придется отметить время ухода.

Портер качает головой, что-то бормочет, собирается сделать какой-то шаг, но тут же отказывается от своего намерения. Потом снимает с пояса кожаный ремешок с ключами. По крохотной акуле на кольце я узнаю ключи от его фургона. Он сжимает их в ладони и вдруг замирает.

– О не-е-е-ет! – протяжно говорит он. – Вот дерьмо-о-о-о-о!

Его голова опускается, он зажмуривает глаза и тихо ругается, будто обращаясь к полу.

– Что случилось? – спрашиваю я.

– Пенгборн взял мой ключ, – едва слышно говорит он, – перед самой экскурсией. Свой старик оставил дома, когда ездил в перерыве между дневной сменой и вечерним походом к призракам. Ему же надо было чем-то открыть дверь служебного хода. Поскольку мне надо было вести группу, я забыл забрать его обратно. Вот сукин сын.

– Но ты ведь можешь вывести нас наружу с помощью мастер-кода?

Портер фыркает и тычет рукой в щиток:

– Если бы он использовал мастер-код, то да. Беда лишь в том, что старик не стал к нему прибегать. Видишь это число? Оно означает, что система заблокирована.

– И что это означает…?

– Это означает, – говорит Портер, – что нас с тобой на всю ночь заперли в музее.

Не может быть. В жизни так не бывает. Из такого огромного места обязательно должен быть выход.

– Помнишь тот день, когда мне пришлось устанавливать по новой замки на всех дверях? – спрашивает Портер.

Помню.

– Необходимость в этом возникла после того, как закрылась компания, осуществлявшая внешний мониторинг нашей системы безопасности, и, вместо того чтобы выбрать другую из сотни аналогичных, руководство попросту решило купить эту дешевку, которую ты сейчас видишь перед собой.

– Угу… – отвечаю я, хотя и не догоняю его мысль, от чего он тут же приходит в раздражение.

Из его ноздрей чуть ли не валит пар. Портер делает глубокий вдох и успокаивается.

– Вывод из всего этого можно сделать только один: Пенгборн опять перебрал травки, оставил дома свои ключи, взял мои, позабыв их отдать, ввел код, запирающий все замки на восемь часов, и спокойно уехал.

Я устремляю на Портера взгляд.

Он в ответ устремляет взгляд на меня.

– Но ты ведь можешь отменить этот код, правда?

– Начальник службы безопасности у нас Пенгборн, – качает он головой. – У меня нет кода разблокировки системы. – Вот она, ирония. – Он живет в пятнадцати минутах отсюда, поэтому мы подождем, пока он не приедет домой, а потом ему позвоним, после чего, собственно, и начнется настоящая потеха.

– Какая еще потеха?

– Как правило, он выключает телефон на всю ночь. Не любит, когда его будят. «Скверные новости вполне могут подождать до утра» – вот его кредо. И если нам не удастся ему дозвониться, то, честно говоря, я даже не знаю, что нам тогда делать. Полагаю, можно попытаться связаться с другими охранниками, но сегодня суббота, а на часах половина одиннадцатого вечера. И дело даже не в том, что они явно не придут от этого в восторг, а в том, что Пенгборна за такие вещи вполне могут уволить. А здесь очень многие только этого и ждут. Если ты вдруг не заметила, он далеко не в лучшей форме.

– Как насчет мистера Кавадини? Может, звякнем кому-нибудь из дежурных смотрителей? – предлагаю я, но тут же понимаю всю несостоятельность этого плана.

Пенгборна могут уволить, а вместе с ним и Портера – за то, что отпустил его слишком рано домой.

Мы качаем головами.

Я шмыгаю носом и вытираю его ладонью:

– Значит, если мы не сможем связаться с Пенгборном по телефону, нам придется куковать здесь всю ночь?

– Давай решать проблемы по мере их поступления, – отвечает Портер, но по мрачному выражению на его лице я понимаю, что на успех надеяться нечего.

Он ведет меня в комнату охраны, однако меня охватывает такая паника, что я даже не успеваю понять, что оказалась в святая святых музея. Между собой они называют это помещение Небесами. Окружающая обстановка производит на меня странное впечатление. Вдоль стен выстроились в ряд несколько дюжин крохотных черно-белых пронумерованных мониторов, на столе в форме буквы «L» стоят четыре компьютера, два из которых выпущены лет десять назад, если не больше.

Мы подходим к нему и усаживаемся в кресла на колесиках. Настольная лампа на кронштейне освещает допотопный телефон, с помощью которого Портер принимается без конца названивать домой Пенгборну. Мобильного у старика конечно же нет. Портер говорит, что раньше был, но он его никогда не заряжал, в итоге трубка постоянно лежала в бардачке, а может быть, валяется там и по сей день.

– Портер?

– Что? – отвечает он, с убитым видом сжимая в руках голову.

– Пенгборн действительно болен?

Он отвечает не сразу:

– Что, уже насплетничали?

– Ага.

– Два года назад у него выявили рак толстой кишки. Сейчас у него период ремиссии, однако на прошлой неделе он ходил к врачу. А чем закончился этот визит, не обмолвился даже словом. Это меня беспокоит. От своего врача он буквально без ума и обычно без конца талдычит мне, когда его посещает. Поэтому я не исключаю, что болезнь заявила о себе вновь и что его ждет курс химиотерапии либо другого лечения. Больше мне ничего не известно.

– О нет…

Сведения Грейс оказались верны.

– Да, хреновы дела. Именно поэтому его ни в коем разе нельзя увольнять, ведь врагу не пожелаешь в его положении искать других докторов и оформлять новую медицинскую страховку.

У меня начинает саднить грудь. Ну почему, почему с хорошими людьми происходят плохие вещи? У Пенгборна, может, действительно возобновился рак, а он по-прежнему ходит сюда, водит экскурсии к призракам, надевая подтяжки и носки с привидениями, да еще и возвращает чаевые, которые ему дают гости музея… От этого мое сердце разрывается на миллион мелких кусочков.