Создавшаяся обстановка требует немедленных решений не только чисто военных, но в тесной связи с решением вопросов общего характера.

Из разговоров с генералами Эльснером и Романовским я понял, что принят план ухода отряда в зимовники, к северо-западу от станицы Великокняжеской.

Считаю, что при таком решении невозможно не только продолжение нашей работы, но даже при надобности и относительно безболезненная ликвидация нашего дела и спасение доверивших нам свою судьбу людей. В зимовниках отряд будет очень скоро сжат с одной стороны распустившейся рекой Доном, а с другой – железной дорогой Царицын – Торговая – Тихорецкая – Батайск, причем все железнодорожные узлы и выходы грунтовых дорог будут заняты большевиками, что лишит нас совершенно возможности получать пополнения людьми и предметами снабжения, не говоря уже о том, что пребывание в степи поставит нас в стороне от общего хода событий в России.

Так как подобное решение выходит из плоскости чисто военной, а также потому, что предварительно начала какой-либо военной операции необходимо теперь же разрешить вопрос о дальнейшем существовании нашей организации и направлении ее деятельности – прошу Вас сегодня же созвать совещание из лиц, стоящих во главе организации с их ближайшими помощниками».

На военном совете, собранном в тот же вечер, мнения разделились. Одни настаивали на движении к Екатеринодару, другие, в том числе Корнилов, склонялись к походу на зиму в дальние донские станицы (зимовники).

В 12 часов 13 февраля началось совещание руководящего состава. На нем решался вопрос о дальнейших действиях армии. Обсуждались два главных предложения – остаться на Дону или идти на Кубань.

В отношении этих предложений А. И. Деникин пишет:

«Помимо условий стратегических и политических, это (первое. – Авт.) решение казалось весьма рискованным и по другим основаниям. Степной район, пригодный для мелких партизанских отрядов, представлял большие затруднения для жизни Добровольческой армии, с ее пятью тысячами ртов. Зимовники, значительно удаленные друг от друга, не обладали ни достаточным числом хилых помещений, ни топливом. Располагаться в них можно было лишь мелкими частями, разбросано, что при отсутствии технических средств связи до крайности затрудняло бы управление. Степной район кроме зерна (немолотого), сена и скота не давал ничего для удовлетворения потребностей армии. Наконец, трудно было рассчитывать, чтобы большевики оставили нас в покое и не постарались уничтожить по частям распыленные отряды.

На Кубани, наоборот: мы ожидали встретить не только богато обеспеченный край, но, в противоположность Дону, сочувственное настроение, борющуюся власть и добровольческие силы, которые значительно преувеличивались молвой. Наконец, уцелевший от захвата большевиками центр власти – Екатеринодар давал, казалось, возможность начать новую большую организационную работу».

Корнилов высказал предложение начать выдвижение на Екатеринодар. Он надеялся тем самым побудить Кубанское казачье войско подняться против большевиков и, усилив Добровольческую армию, продолжить борьбу в этом богатом районе. Его поддержал Алексеев.

Но были и противники. В частности, выступивший генерал Лукомский обратил внимание на то, что при отряде более двухсот раненых чрезмерно большой обоз. «При наступлении на Екатеринодар, – подчеркнул он, – нужно будет два раза переходить железную дорогу. Большевики, будучи осведомлены о движении отряда, преградят там ему путь и подведут к месту боя бронированные поезда. Трудно будет спасти раненых, которых будет, конечно, много. Начинающаяся распутица, при условии, что половина обоза на полозьях, затруднит движение. Заменить выбивающихся из сил лошадей другими будет трудно». Он поддержал предложение походного атамана войска Донского: перейти в район зимовников и здесь, прикрываясь с севера Доном, находясь в удалении от железной дороги, пополнить обоз, переменить конский состав и несколько отдохнуть.

Возразил генерал Корнилов. «При таком решении, – подчеркнул Лавр Георгиевич, – невозможно будет продолжение начатой работы. В зимовниках армия будет скоро сжата, с одной стороны, распустившимся Доном, а с другой железной дорогой Царицын – Торговая – Тихорецкая – Батайск. Все железнодорожные узлы и выходы грунтовых дорог будут заняты большевиками, что лишит армию возможности получать пополнение людьми и предметами снабжения, не говоря уже о том, что пребывание в степи оставит в стороне от общего хода».

В итоге Лавр Георгиевич объявил решение идти в район к западу от станицы Великокняжеской, где привести армию в порядок и за тем начать поход на Екатеринодар.

Однако на другой день вечером обстановка вновь резко изменилась. К Корнилову приехали походный атаман донцов генерал Попов с его начальником штаба полковником Сидориным. Они сообщили, что у них в созданном донском отряде насчитывается 1500 бойцов, 5 орудий, 40 пулеметов. Попов и Сидорин говорили о том, что донское казачество готово пойти за Кониловым, и нужно только правильно организовать работу с людьми. Они убедили Корнилова идти в зимовники, и конный авангард, стоящий у Кагальницкой, получил приказ повернуть на восток.

От Ольгинской до Егорлицкой (восемьдесят восемь верст) шли шесть дней. Передвигались медленно. Лавр Георгиевич отлично пони мал, что при небольшом составе армии решающее значение в бою будут иметь слаженные действия войск, поэтому он активно занимался сколачиванием частей в ходе марша.

У Хомутовской Корнилов, в качестве строевого смотра, пропустил колонну вперед. По воспоминаниям участников похода, маленькая фигура генерала уверенно и красиво сидела в седле на буланном английском коне. Он здоровался с проходящими частями. Отвечали радостно. Появление Лавра Георгиевича, его вид, его обращение вызывало у всех чувство приподнятости, готовности к жертвам.

Утром красногвардейский отряд в составе нескольких кавалерийских эскадронов при одном орудии сумел скрытно подойти к станице Хомутовской и открыл ружейный и артиллерийский огонь. На окраин е, ближайшей к противнику, стоял обоз, и нестроевые солдаты с повозками в панике разбежались в разные стороны, запрудив улицы.

Но вот среди хаоса и беспорядка появляется уверенный генерал Корн илов. Он успокаивает людей. Быстро отдает распоряжения и рассыпается цепь, развертывается батарея. После нескольких выстрелов и обозначившегося движения во фланг кавалерийской сотни красногвардейский отряд отходит. Армия держит путь дальше. В колонне веселое настроение. Смех и шутки даже среди раненых, которых набралось к этому времени более шестидесяти человек.

В это время были получены «пополнительные сведения» о районе зимовников. Они оказались вполне отрицательными. Казаки не хотели принимать на своих хуторах Добровольческую армию, боясь репрессий со стороны советской власти. Но больше всего они страшились тех поборов и разорений, которые могли принести им добровольцы. Поэтому было принято решение двигаться на Кубань.

В станице Мечетинской Корнилов вызвал всех командиров отдельных частей, чтобы объявить им о принятом решении. Собралось много офицеров. Это были командиры небольших отрядов численностью 30–40 человек, которые были сведены в так называемый Партизанский полк. При этом каждый из них считал себя независимым командиром, способным на самостоятельные действия.