Ким Александрович понимал, что рискует, но иного было не дано. Пригласили. Разговор был долгим и трудным. Тем не менее туриста удалось склонить на свою сторону. Ему вручили пароль и назначили следующую встречу в Вене. Однако в столицу Австрии выезжал уже другой офицер. Комаров свое дело сделал.

…В 1971 году, перед увольнением в запас, Ким Александрович написал рапорт на имя начальника управления полковника Бориса Александрова. В нем он объяснял, как в 1941 году, чтобы попасть в училище, а потом и на фронт, прибавил себе два года. Позже, не имея на руках подлинных документов, подтверждающих истинную дату рождения, указывал 1923 год. Но по возвращении из зарубежной командировки, разбирая бумаги и документы умершей матери, он обнаружил метрическую справку о своем рождении. Теперь полковник просил внести изменение в личное дело и истинным годом рождения считать 1925 год. Что, собственно, и было сделано.

Имя этого человека я впервые услышал четверть века назад из уст моего хорошего знакомого, ветерана военной разведки.

Под большим секретом он рассказал мне о сотруднике Главного разведывательного управления, который в конце 50-х – начале 60-х годов работал в США, встречался с президентом Джоном Кеннеди и первым секретарем ЦК КПСС Никитой Хрущевым, а с министром юстиции и, по сути, вторым человеком в Штатах, Робертом Кеннеди, был достаточно близок и общался не менее двух раз в месяц.

Более полутора лет, с мая 1961 года по декабрь 1962-го, наш разведчик был своего рода «связным» между руководителями двух супердержав, осуществлял тайный канал связи. Особенно ответственной его роль оказалась в дни берлинского, а позднее и Карибского кризиса, когда мир стоял на пороге атомной войны.

Я осторожно спросил: «Возможно, этот человек был резидентом ГРУ в Вашингтоне?» «Да нет, – ответил собеседник, – обычным офицером, работал под крышей Агентства печати “Новости” (АПН)».

Рассказ ветерана поразил меня. Настоящая сенсация. Долгими уговорами и клятвами не раскрывать секрет «связного» удалось убедить собеседника назвать фамилию разведчика.

– Звали его Георгий Никитич Большаков, – произнес мой знакомый и тут же предостерег: – В разговоре с моими коллегами особо не восхищайтесь. Вас не поймут. В ГРУ утвердилось мнение, мол, ничего особенного Большаков не сделал.

– Ничего себе мнение! – удивился я.

– Да, да… Считается, что Георгий просто оказался в нужное время в нужном месте. Ну и поработал этаким «почтовым ящиком» между Хрущевым и Кеннеди.

Признаться, я был обескуражен и спросил первое, что пришло в голову:

– А что, в истории военной разведки было нечто подобное? Чтобы обычный, как вы говорите, оперативный офицер запросто общался со вторым человеком в государстве. При том что это государство – Соединенные Штаты Америки. Тем более что их общение, как я понимаю, имело государственное значение и проходило в самые кризисные периоды наших отношений с США.

Теперь, судя по всему, пришло время удивляться моему собеседнику. Он вскинул брови и даже подался вперед, желая, видимо, бурно отреагировать. Но лишь сделал глубокий выдох.

– Хм… Знаете… В такой постановке этот вопрос никогда не звучал.

– Может, обсудить его на очередном ветеранском собрании? Пересмотреть взгляды?

– Шутите… – усмехнулся собеседник и как-то обреченно махнул рукой. – Кому это надо?..

Не знаю, я не военный разведчик, не мне судить, нужно это ГРУ или не нужно. Однако, твердо уверен, правду о Георгии Никитиче Большакове необходимо знать нам, нашей стране, нашей молодежи.

Так кем же все-таки был полковник Главного разведывательного управления Большаков? Просто «почтовым ящиком», этаким передаточным звеном между лидерами двух сверхдержав – США и СССР, или талантливым разведчиком, сумевшим подняться на самый верх олимпа власти и попытаться в трагические дни помочь Никите Хрущеву и Джону Кеннеди лучше понять друг друга, не скатиться в бездну ядерной войны?

Судя по неофициальной, но общепринятой в ГРУ оценке, особых лавров за свою работу в США Георгий Никитич не сыскал.

По возвращении из Вашингтона он не удостоился ни ордена, ни медали, ни даже ценного подарка или денежной премии. В аппарате ГРУ его не оставили, хотя после двух командировок в США Георгий Никитич имел большой опыт работы за океаном и, несомненно, был бы полезен, например, на американском участке. Его отправили в Агентство печати «Новости», заведовать отделом.

В АПН в ту пору, что называется, в резерве находилось немало бывших разведчиков, которые надеялись, что их вспомнят, позовут. Надеялся и Большаков. Не вспомнили. Не позвали. А уж после того как в 1964 году сместили Никиту Хрущева, а следом за ним и хорошего знакомого Георгия Никитича – главного редактора «Известий» Аджубея, надежды рухнули.

Через три года, в 1967-м, Большакова уволили из АПН. Ему было всего 45 лет. За спиной – опыт работы в разведке, прекрасное знание языка, он полон сил, энергии. Но ни опыт, ни энергия Большакова уже никому не нужны.

Что это? Обычное бездушное, потребительское отношение нашего государства к людям – использовали, выбросили и забыли – или нечто большее?

Во всяком случае, пожелай того руководство ГРУ, и судьба Георгия Никитича по возвращении из США сложилась бы по-иному. Не пожелало. Значит, это позиция. Официальная, неофициальная, но позиция. Неспроста мой собеседник предостерегал: «Утвердилось мнение».

Ну да бог с ним, с мнением. Насколько я понимаю, мнение формируют люди, со всеми их недостатками, слабостями, амбициями. Мне хотелось обратиться к фактам, документам той поры и по ним составить свое суждение о военном разведчике Георгии Большакове.

Для начала – два утверждения, сделанные на основе анализа документов 1961–1962 годов.

Первое. Личность Большакова и все, что он делал в те годы, – уникальны. Ни до, ни после него никому из наших разведчиков – ни высокопоставленных, ни рядовых – не удавалось даже приблизиться, а не то что регулярно встречаться, бывать приглашенными в дом или в загородную резиденцию, часами беседовать с первыми лицами самого мощного в мире государства – США.

Добавим, что эти «первые лица» не только передавали Большакову информацию как курьеру. Они внимательно слушали его, спрашивали, советовались, ценили мнение Георгия Никитича.

Думаю, о таком «курьере» может только мечтать любое правительство.

Второе. Насколько мне известно, ни до, ни после Большакова Президиум ЦК КПСС (высший партийный, читайте – государственный орган) Советского Союза не принимал персональные решения по «рядовым офицерам» военной разведки.

В Президентском архиве и ныне хранятся постановления Президиума ЦК, а также тексты устных посланий Никиты Хрущева. Так вот что характерно: в постановлениях специально указываются личные задания (!) Большакову – передать то-то, выяснить это. Каков уровень! Георгию Никитичу задания дает персонально Президиум ЦК.