Вбегает брат лекарь, охает, хлопочет, а Серж, совсем уж помрачнев, говорит:

– Потому и нет о Сереге ничего в сказании, друг Анже. И, знаешь ли, хорошо, что ты не вздумал подзадержаться там еще на пару минут.

– Я вернусь туда.

– Что?! И думать не смей! Много воли взял, вот что!

Я не отвечаю. Потому что Серж ляпнул не подумавши… он просто испугался за меня. Понятное дело – он ведь не знает, что их спасут. Обязательно спасут – так сказал Сереге капитан, а я ему верю.

Но, конечно, сначала я вернусь к Леке. Потому что о нем в сказании есть.

Дорогу к Лисьей балке, в рассветном мареве, стремя в стремя с ордынцем-вождем в голове вражеского отряда, не забудет Лека никогда… даже если будет у него это самое «когда», даже если доживет он до немыслимой старости! Даже если захочет забыть – не получится. Не уйдут из памяти ни смертное напряжение, с которым стараешься поймать знак о Сереге, ни навязчивая мысль – есть ли на Лисьей в самом деле засада. И уж тем более не забудется отчетливое ощущение, что жизнь твоя подвешена на паутинке и оборвется, как только ордынец распознает обман.

Но сейчас не до того, что будет вспоминаться потом. Сейчас – помнить, каждый миг помнить, что ты – сломлен. Потому что если вождь в этом усомнится… тогда всё, что ты вытерпел, было зря.

И – будь что будет.

Леке повезло: его не потащили с собой на засаду. Ордынцы не рискуют добычей попусту. Когда он буркнул, ткнув рукой вперед: «Вот она, Лисья, видите, там камыш и верба, как раз за той вербой тропа к воде», – вождь подозвал одного из воинов и приказал отвезти пленника в стойбище. Пленник, конечно, не понял приказа, испугался, заканючил: «Не убивайте», – и долго еще, трясясь в седле со связанными руками и свежим рубцом от плетки поперек спины, слышал за спиной гогот ордынцев.

И, понурив голову и чуть слышно всхлипывая, до конца разыгрывая сломленного, отчаянно вслушивался в идущие от амулета ощущения: как там Серега? И тянул, тянул, тянул на себя его боль… не спорь, Серый, тебе силы нужней… держись, только держись…

Стойбище встречает его насмешками. Лека кидает исподлобья опасливые взгляды по сторонам, думает: к Минеку повезут или сразу к вождю в палатку рабом? Удача снова не подводит: спихивает конвоир с коня прямо через ограду в пустой овечий загон, и Минек вскакивает навстречу.

Лека изворачивается, принимает землю боком и перекатывается, гася удар. Даже, кажется, ничего не сломал… Поднимается на колени, мотает головой.

– Живой, – восторженно шепчет Минек. – Гляди, живой! Ну, малый! Погодь, развяжу…

Минек плюхается на колени рядом с Лекой.

– Погоди, тебе ж неудобно так. Щас… встану… – Лека напрягается, лицо становится сосредоточенно-каменным.

– Да не надо, управлюсь! Как там?

– Не знаю. К Лисьей вывел, тут же обратно отправили.

– Засаду не заметили, значит?

– А она там есть, засада?

– А то нешто! А, ты ж не знаешь… Тут Серега твой объявился…

– Знаю… – Лека морщится, передергивает плечами.

– Ну так и подумай, зачем. Не иначе, должен был на Лисью их навести, если у нас не вышло, понял?

Минек распутывает хитрый узел, отводит Леку к поилке, плещет в лицо холодной водой.

– Еще, – просит Лека.

– Хочешь, окуну? – Минек всматривается в его лицо, отвечает сам себе: – Нет, лучше не надо. Ожоги плохие, малый. Дергает?

– Еще как…

Лека садится, прислоняется боком к столбу ограды. Минек поит из пригоршни, спрашивает:

– Били?

– Не слишком. Смеялись больше.

– Ты прости, малый, – Минек вздыхает. – Видел я, как тебя корежило. Да еще и досталось…

– Ничего… – Лека осторожно ощупывает лицо. – Ты же прав был. И у меня получилось. Хоть бы еще на Лисьей все хорошо вышло!

Словно в ответ, мчится мимо конь. Из степи – в стойбище. Всадник застрял сапогом в стремени и волочится следом, оставляя в пыли неровный кровавый след.

Стойбище взвыло. Заголосили женщины, повыбежали за охранительный круг мальчишки.

– Минек, что теперь?

– Теперь ждем. Наши придут, и тут-то мы степнякам пригодимся. Иначе кем откупаться будут?

– Да? – Лека хватается за ограду, рывком встает, кричит повелительно на родном степнякам языке:

– Эй, ты! Тебе говорю, сопляк! А ну сюда!

Пробегавший мимо мальчишка оборачивается, таращится.

– Сюда! – Лека машет рукой.

Мальчишка подходит не один. Вместе с ним подтягивается к загону случившаяся невдалеке старуха.

– Тебе чего? – грубо спрашивает мальчишка. – Мало?

Лека криво усмехается. Всё, игра в труса окончена.

– Там, в степи, ваши забавляются с парнем. Советую тебе найти их и вернуть. И, честно, не завидую вам, если окажется, что его успели забить. Не надейтесь тогда на пощаду. За него мы вырежем вас всех.

– Думаешь, получится? – свистящим шепотом спрашивает Минек.

– Уверен, – цедит сквозь зубы Лека. И кричит на мальчишку: – Живо давай, кому сказано!

– Что стоишь, – шипит старуха. – Скачи скорей, он правду говорит. К восходу скачи, там они.

– Знаю, – бурчит мальчишка. Вскакивает на первого попавшегося коня, пригибается к гриве, гикает…

– Да, – выдыхает Минек, – спешит. Серый-то жив хоть еще?

– Пока жив. – Лека вцепляется в жердь ограды до боли в пальцах. Он боится. Не тот случай, когда его сила может спасти Серегу. Если не успеет лекарь – тогда…

Тянутся минуты. Лека бледнеет все больше, и Минек глядит на него встревоженно – однако тронуть опасается. Но вот губы вздрагивают… выдыхает:

– Везут… теперь хоть бы наши не опоздали…

– А вон они, наши! – И Минек, забравшись на ограду, машет сдернутой рубахой летящему к стойбищу отряду.

Я мог бы уделить больше времени южной границе… честно сказать, мне очень этого хотелось. Но я, пожалуй, и так уж чересчур затянул доверенное мне дознание. Пора идти дальше. Пора узнать, что за судьба забросила принца Валерия в Корварену в самый разгар Смутных Времен, – да еще так, что король Лютый об этом и не подозревал.

Я беру «серебряную траву» и думаю о короле Андрии и королеве Марготе… о том, как их сын вернулся со службы.

Сегодня они сидят за этим столом как равные. Принц Валерий и его побратим – напротив короля с королевой, а сбоку – Сергий, Васюра и Ожье.