Иду вприсядку в стремительном темпе. Вдруг со всех сторон закричали: «Зорька, Зорька!» Кто-то крепко толкнул меня в бок. Раздался оглушительный хохот: ко мне неслышно подкатился медвежонок. Увертываюсь от Зорьки и вприсядку обхожу комнату — медвежонок за мной.

Я вскочил и повалил его на обе лопатки. Летчики смеялись, хлопали, кричали «бис». И я почему-то сразу почувствовал себя в кругу родных людей. Неуловимая натянутость, которая всегда бывает, когда попадаешь в незнакомую обстановку, исчезла.

Время шло незаметно. Чупиков, посмотрев на часы, объявил:

— Товарищи офицеры, наш вечер закончен. Пора отдыхать. Спокойной ночи!

…Титоренко, Шебеко и я пришли в свою комнату, зажгли свет. На одной из постелей кто-то лежит, накрывшись с головой одеялом. Посмотрели — да это Зорька! Положила голову на подушку и мирно спит.

Мы так хохотали, что прибежали летчики из других комнат. Стали будить медвежонка. Он ворчит, лапами отмахивается и ни с места. Осторожно стащили его и положили под койку. Зорька поворчала-поворчала, видит — делать нечего, и снова заснула.

6. Вхожу в жизнь аэродрома

Рано утром меня разбудил толчок. У моего изголовья сидит медвежонок и, посапывая, старательно вылизывает лапу. Пока мы умывались, делали зарядку, медвежонок, не дождавшись нас, помчался в столовую.

Едем на аэродром. Медвежонок сидит на крыше кабины — он тяжелый, его не сдует Вид у него важный, словно он понимает, что едем по делу. Аэродрома еще не видно, но Зорька уже почуяла запах бензина, масла, краски, особый, волнующий запах летного поля. Воздух, набегая, щекочет ей нос. Она ворочает головой, ворчит, возится.

Подъехали. Медвежонок бросился к КП, обежал его несколько раз и тогда только успокоился.

Так каждое утро Зорька приветствует аэродром.

После обеда на аэродроме проводится конференция.

Мы расположились на траве под елками у окраины летного поля. Собрались и бывалые летчики и молодежь, только начинающая боевой путь.

Конференцию ведет командир полка. Летчики делятся боевым опытом, обсуждают вопросы теории и тактики, разбирают боевые вылеты.

Иногда я задаю вопросы молодым пилотам — мне хочется познакомиться с ними еще на земле.

Интересно и поучительно выступление Азарова. Его излюбленный метод — огонь с короткой дистанции. Он рассказывает о своем методе ведения боя и о том, как его применяет. Его слетанность с ведомым Громовым напоминает мне наши действия в воздухе с Мухиным.

Один молодой летчик спрашивает меня:

— Чем объяснить, что вы, сбив сорок пять самолетов врага, сами не были ни разу сбиты?

Вопрос был несколько неожиданным. Я на минуту задумался и ответил так:

— Ничего нового и особенного я вам не скажу, хотя по этому вопросу можно было бы сделать целый доклад. В процессе работы мы часто будем беседовать с вами о том, какие качества должен развивать в себе каждый из нас для достижения победы. Сейчас отвечу вам вкратце, как говорится, по существу. Я сбил сорок пять самолетов врага, следовательно, не меньше сорока пяти раз хотели сбить и меня. Конечно, на войне все бывает, но чаще погибает тот, кто боится. Такова логика боя. Надо морально воздействовать на врага, навязывать ему свою волю. Здесь и должны проявляться моральные качества советского человека, его воля к победе, сила его идейной убежденности. Надо воздействовать на врага и мастерством, внезапностью — в ней ошеломляющая сила. Используя все летно-тактические качества машины и технику пилотирования, нужно бить врага с короткой дистанции. В воздушном бою я действую расчетливо, все взвесив, и в то же время молниеносно. Здесь счет идет на секунды. На войне я научился сдерживать ярость, которая овладевает тобою в бою, не горячиться, не терять самообладания.

Летчики просят рассказать о моей тактике боя, о том, как думаю работать с группой. Делюсь с ними опытом.

Говорю о том, как важен расчет при полете на большой скорости, как, например, важно рассчитать, с какой дистанции следует открывать огонь. Высказываю ряд мыслей, формулировок, выводов, которые дал мне опыт боев на Курской дуге, на Днепре, под Яссами. В буднях своей боевой работы я и сам не заметил, какой у меня накопился большой опыт. И сейчас, в беседах с молодежью, пытаюсь осмыслить его, критически оценить. Потом мы заговорили о работе пар, слетанности ведомого и ведущего. Каждый рассказывает о своем опыте, и я внимательно прислушиваюсь — порой на земле можно узнать, как будет вести себя летчик в воздушном бою.

Конференция закончилась, но мы еще долго не расходимся, продолжаем оживленно беседовать. Вдруг со стороны КП раздается грохот. Все вскакивают. Оглядываюсь: упала маскировочная ветвистая ель.

— Это Зорька свалила маскировку! — кричат летчики. — Только бы медвежонок не разбился!.. Товарищ командир, разрешите посмотреть?

Чупиков разрешает. Я иду тоже: забавный, ласковый, озорной медвежонок стал и моей слабостью. Часовой — молодой боец — смущенно рапортует Чупикову:

— Товарищ командир! Я и не заметил, как медвежонок на дерево залез. Слышу — ветки трещат. Подбежал, а елка в сторону от меня качнулась и упала.

Летчики собрались вокруг КП. Из-под длинных косматых веток как ни в чем не бывало вылезла Зорька; она отряхивается и весело поглядывает на нас.

7. Воздушные «охотники»

Вечером сижу на КП с командиром полка и его заместителем по политчасти майором Асеевым. Они знакомят меня с личными качествами однополчан.

— У нас за каждым летчиком закреплен самолет и у каждого летчика постоянный напарник, — рассказывает Асеев. — В парах большое единство. За время подготовки прекрасно слетались летчики, прибывшие к нам сравнительно недавно.

Герой Советского Союза Азаров и его ведомый летчик Громов летают вместе с сорок третьего года. Их работа построена на взаимном доверии. Азаров — дерзкий летчик, обладающий прекрасной техникой пилотирования. У него недостаточно острое зрение, поэтому ему не раз предлагали перевод в тыл, но он ни за что не соглашается покидать фронт. Поступают они так. Громов издали замечает противника и сообщает об этом Азарову: «Азарыч, я, Громов, вижу противника». Азаров спрашивает: «Где?» Громов его наводит. Тогда Азаров подает команду: «Вижу, иду в атаку». После этого Громов оттягивается назад, прикрывает хвост самолета Азарова, тот атакует противника и, как правило, сбивает с короткой дистанции.

Раз был такой случай: Азаров расстрелял фашистский самолет, но и сам столкнулся с ним. Пришлось Азарову выброситься с парашютом. Его стали преследовать четыре вражеских истребителя. Громов не ушел, прикрывая приземление Азарова. Внезапностью своих атак он нагнал такой страх на фашистов, что они перешли к обороне. Громов сбил один самолет. Энергично бросая свою машину из стороны в сторону, он один связал боем трех фашистов. Азаров тем временем благополучно приземлился на нейтральной полосе и, несмотря на огонь вражеских автоматчиков, добрался до расположения наших войск. Воины наземных частей с волнением следили за самолетом Громова и приземлением Азарова. Они встретили летчика ликованием. «Мессеры» покружились и улетели на запад. А Громов, прилетев додоой почти без бензина, с полчаса не мог произнести ни слова. Первое, что он сказал: «Азарыч жив! Такие всегда побеждают».