«Что ж, пусть немного раскошелится, — не стал вмешиваться Дементьев, хотя предпочел бы взять эти непредвиденные расходы на себя. Не сообщая, естественно, об этих тратах Анжелике. — Поживился этот тип гораздо больше… Если и вправду поживился».

— Прощаться будете? — осведомился бригадир.

— Непременно! — отозвался Варламов.

Гроб выгрузили из автобуса и водрузили на железную раму на ножках.

Екатерина лежала строгая и спокойная. Она уже ничему не удивлялась, хотя тонкие изогнутые брови так и остались слегка приподнятыми. На золотистых волосах сохранилась завивка, и локоны под порывами ветра шевелились, как живые.

Женщины плакали. Дементьев стоял насупившись, с глубокой морщиной на переносице.

Он внимательно наблюдал за тем, как Варламов склонился над убитой, пристально уставившись в ее лицо. Губы Юрия Андреевича беззвучно шевелились Он стоял так довольно долго. Вначале кидал косые взгляды на присутствовавших. Потом, кажется, углубился в собственные мысли и позабыл об окружающих.

И тут… или Дементьеву только показалось? Губы Варламова растянулись в улыбке. Торжествующей.

Дементьева отвлекла старушка в черном платке, приковылявшая от соседней, еще свежей могилки. Тронула следователя за рукав пальто.

— Молоденькая какая. А я вот мужа схоронила…

Геннадий сочувственно кивнул. Но старушка нуждалась в дальнейшем общении.

— А что с ней? Сердце?

Дементьев с минуту подумал и ответил:

— Да. Сердце.

Это было правдой. Именно любящее, доверчивое сердце подвело Екатерину. Не распознало истинной сути Юрия Варламова. Катя Семенова умерла от любви.

— Ну что, пора? — деликатно кашлянул бригадир могильщиков.

Варламов вздрогнул.

И, зажмурившись, приложился губами к холодному Катиному лбу.

Нет, ничего для себя полезного не извлек следователь из этой сцены. Ничем явным жених не выдал себя.

Фактов для следствия не прибавилось.

— Ну и что мы будем делать сегодня? — осведомился Ванечка, покончив с завтраком. — В гости пойдем?

— Нет, моя подруга сегодня занята. Много работы.

— И зачем взрослые работают? — вздохнул мальчик. — Ради денег?

Лина улыбнулась.

— Не всегда. Иногда для удовольствия.

Ванечка пожал плечами.

— А ты?

— Я для души.

— А что ты делаешь?

— Я выращиваю лошадей.

— Настоящих? — У Ванечки загорелись глаза. — Ты их не боишься?

— Ты что? Они добрые и умные.

— А ты скакать на них умеешь?

— Конечно.

Мальчик посмотрел на Лину с уважением. Он бы тоже хотел промчаться стрелой на горячем коне, как делают в фильмах все лихие бесстрашные ковбои. А ему вместо этого предлагали сидеть на деревянных лошадках детской карусели.

— Вот это настоящая работа! — Он причмокнул языком. — А мама говорит: «Осточертело вкалывать. Бросить бы все к едрене фене…».

«Он говорит о ней, как о живой, — в горле у Лины встал горький комок. — Надо сказать ему… надо…»

Но язык не поворачивался.

Как права была Катя, говоря эти слова. Ушла бы она из валютки — была бы сейчас рядом с сыном…

— Хочешь, я расскажу тебе про лошадей?

Мальчик слушал, раскрыв рот, о том, какой замечательный конь Гордый. Особенно ему понравилось, что конь тоже рыжий.

Тетя Лина говорила о нем, как о человеке: «умный», «подумал». И Ваня тоже начал мечтать о таком друге. Он бы все понимал, он бы не подвел никогда, не то, что Костька Федоров, который дружит только за жвачку.

Тетя Лина сказала, что в деревнях мальчишки выводят коней в ночное, катаются на них, купают в речке, сторожат их ночью, сидя у костра. Как жаль, что он не живет в деревне.

— А у нас в Москве нет лошадей, одни машины, — вздохнул он.

— Как это нет? — удивилась Лина. — Есть большой конноспортивный комплекс.

— Где? — выдохнул Иван.

— В Битцевском парке.

— А там… дают покататься?

— По-моему, да. Там же школа верховой езды. И еще в Сокольниках.

— Поехали, тетя Линочка! Поехали! — заскакал вокруг нее Ваня. — Прямо сейчас. Одевайся! Ты меня научишь немножко. Научишь?

Он помчался в коридор, притащил охапку одежды и тут же принялся натягивать на себя и теплые штаны, и шерстяные носки, и поверх рубашки колючий свитер. Все противные неудобные вещи, лишь бы не дать повода Лине отказаться от заманчивой поездки.

Мелькнул на куртке яркий Микки Маус.

— Постой, — Лина заставила его снять куртку.

— Не едем? — губы у мальчика задрожали.

Она вертела куртку в руках.

Мать Сергея не знает, что мальчик у них. Милиция ищет маленького беглеца, рыжего, с Микки Маусом на спине.

Конечно, в столице полно рыжих мальчиков. И таких курток тоже.

— Ты не возражаешь, если я эту мышку отпорю? — спросила она.

— Почему?

Ванечка им так гордился.

— Лошади могут испугаться.

— Они не любят мышей? — удивился мальчик. — Ну ладно, валяй.

— Я потом пришью на место.

— Нет! Тогда уж лучше на грудь, — заявил Ваня. — А то я уже всю шею назад скрутил.

— Хорошо, — улыбнулась Лина. — И еще ты обязательно наденешь шапку.

— Рыжих они тоже не любят?

— Таких они обожают. Но если ты будешь скакать на лошади, то может надуть в уши.

Это будет класс! Он помчится так, что ветер в ушах засвистит! Ради такого Ваня послушно натянул на голову вязаный шлем, который всегда засовывал в карман, едва мама скрывалась за калиткой детского сада.

* * *

Им повезло. В Битце работал прокат лошадей.

Лина выбрала смирную немолодую лошадку, заплатила в кассу и подозвала инструктора.

— Можно, мальчик попробует проехать без седла? Я хочу, чтобы он лучше почувствовал ход.

— Этот мальчик? — Инструктор покачал головой. — Вы читали объявление? Дети допускаются только с двенадцати лет.

— Ну пожалуйста… — заканючил Ваня.

— Правила есть правила. Вы катайтесь, а ребенок пусть подождет за оградой.

— А если мы сядем вдвоем? — спросила Лина. — Я буду его поддерживать. Вы посмотрите, мы оба легкие.