– Романтика в нашем возрасте – насмешка судьбы. – Татьяна усмехнулась.

– Ну так и смейся себе на здоровье. – Нина энергичным кивком постаралась придать вес своим словам.

– А больше ничего не остается. Много времени потрачено зря. И я не хочу, чтобы Лада повторяла мою ошибку.

– Тань, я все равно не понимаю, – Лада покачала головой. – Что я теперь могу не успеть?

– Пожить для себя, не пытаясь никому отомстить. Я все хотела, чтобы он – муженек мой бывший – пожалел, а в итоге понятия не имею, где он и что с ним, зато сама пожалела по полной.

Никто не решился что-либо ответить. А что тут скажешь? Грусть в темных, глубоких глазах Татьяны говорила сама за себя. Нина ковыряла вилкой в тарелке, Лада кусала губы, стараясь сдержать слезы, Зоя продолжала участливо гладить ладонь разоткровенничавшейся подруги. Я не знала, куда себя деть: уйти молча или что-то сказать? Но что? Татьяна, позволив себе минутную слабость, осталась верна себе. Уже через несколько секунд она резко скинула Зоину руку и твердо сказала:

– Все, хватит распускать нюни. Все у нас замечательно. Живы, здоровы, на паперти не стоим. Потрепались, поели вкусно, теперь вот до сладкого очередь дошла. – Она повернула голову ко мне: – Что там у нас с десертами? – Татьяна смотрела на меня так, как не смотрела никогда: приветливо и как-то очень тепло, по-домашнему.

Перемены в Татьяне, пожалуй, поразили меня больше всего. Несмотря на то что жизнь ее, в отличие, например, от Ладиной, не поменялась кардинально, ее внутреннее преображение было колоссальным. Но еще больше, чем внутренние преобразования Татьяны, новый виток успеха Нины или превращение Лады из домохозяйки в телезвезду меня поражало другое: отсутствие перемен в Зое.

Нет, во внешности, конечно, произошли изменения. Годы берут свое, как ни крути. Волосы Зои, по-прежнему густые, но собранные в дурацкий пучок, изрядно поседели, блеклое, неприметное лицо стало еще бледнее, лучики морщин разбросали свое сияние по вискам и щекам. Но в остальном она была такой, как и прежде. Та же серая одежда тетки, или уже, наверное, бабки. Тот же тихий голос и добрая улыбка. Тот же Петечка, время от времени возникающий на пороге нашего заведения и робко говорящий, что «тут довольно дорого». И мое недоумение от ее пребывания в компании подруг тоже осталось неизменным. Я думаю, оно даже усилилось. Зоя напоминала мне тяжелый якорь в бушующем море. Она будто тормозила жизнь, вихрем вертящуюся вокруг. Она противоречила движению, развитию, прогрессу, в конце концов. И если раньше Зоя просто казалась мне странной и резко проигрывающей своим подругам в успешности, то теперь в моем отношении к ней появилось подобие жалости. Прежде я по-женски сочувствовала и Ладе, и Нине, и Татьяне, но теперь все, происходящее в их жизнях, представлялось мне правильным и достойным. А в Зоиной, на мой взгляд, не происходило ничего. Вязкое, топкое болото, в котором она наверняка тонет, но стесняется просить о помощи. Мне просто казалось жутко несправедливым то, что приятный человек (а Зоя, безусловно, относилась к категории таких людей) ничего не достиг в жизни, ничего не добился.

Господи, какой идиоткой я была! Насколько слепой! Вот уж действительно нельзя судить о чужой жизни по обрывкам фраз и поверхностным впечатлениям. Обстоятельства очень скоро доказали полную несостоятельность моих суждений.

Мой сын благополучно женился. Волнения оказались напрасными. Все складывалось удачно. Молодые жили дружно, родителей навещали исправно, но не нарушая при этом их права на личную жизнь. В общем, у нас сложились те замечательные отношения, которые возникают чаще всего тогда, когда все любят друг друга на расстоянии и никто не пытается проникнуть на чужую территорию. Нам с мужем понравилось спустя столько лет снова жить только друг для друга. Мы стали чаще бывать в театрах, интересоваться выставками, да просто гулять под ручку в парках. Мы казались друг другу, как никогда, молодыми и полными сил. Думалось, все еще впереди. Тем неожиданнее оказалось для нас сообщение о том, что из задорных юнцов мы вскоре превратимся в бабушку и дедушку. Я стоически смирилась с этой мыслью через две бессонные ночи, муж, наверное, так и не смирился, но его беспокойство очень скоро отошло на второй план. Мы узнали, что с беременностью есть проблемы. Нужен хороший врач, и очень срочно. Жена сына была иногородней девочкой. В Москве ни родителей, ни близких подруг, ни связей, которые могли бы вывести на приличного гинеколога. К тому же работала невестка в мужском коллективе, где не могла, а точнее, просто стеснялась поделиться этой проблемой. Сын и муж пытались что-то разузнать по своим каналам, но у одного знакомые еще не рожали, а у другого уже. Таким образом, проблема поиска врача стала моей проблемой. Были подключены все друзья и родственники. Буквально за пару дней мне нашли несколько светил гинекологии. Невестку обещали принять и в Перинатальном центре, и посмотреть в ЦКБ, и сделать все анализы и УЗИ у лучшего специалиста в Центре акушерства и гинекологии.

Обещанное выполнили, но вердикт специалистов был одинаков и неутешителен: «Аборт и ничего другого». Все в голос утверждали, что ребенка нашей Лидочке не выносить.

– Вы умереть хотите? – прямо спросил ее один из профессоров.

Лида стала походить на тень. Мало ела, практически не спала и все время плакала. То от переживаний, то оттого, что пульс учащался до 120 ударов в минуту, кружилась голова и тошнило. Гормональные проблемы смешались с токсикозом и беспрерывно мучили молодую женщину.

– Прекрати истерику! – храбрилась я. – О ребенке подумай!

– Я только о нем и думаю, – всхлипывала Лидочка. – О том, что его не будет.

– Успокойся, будет. Мы что-нибудь придумаем. – Я присаживалась к ней на кровать и гладила по волосам, которые выпадали клочьями, по спине, на которой острыми углами торчали лопатки, по руке, походившей на усохшую, заброшенную тростинку. Гладила и сама не верила в то, что говорю. Не верила и Лидочка.

– Вы же знаете, что говорят врачи.

– Ну, Лидусь, может, и правильно говорят, а? Сейчас подождешь, подлечишься, попробуете еще раз. – Я говорила то, что подсказывал здравый смысл. И за моими словами стояли авторитетные мнения. Но Лида не хотела признавать очевидного.

– А если ничего не получится? А если опять вот так? А если скажут, что мне вообще нельзя? Он меня бросит, да?

– Кто?

– Андрю-у-у-ша. – Рыдания перешли в вой.

– Лида! Немедленно возьми себя в руки. У тебя так без всякого аборта выкидыш случится. Что за ерунду ты себе напридумывала?!

– И вовсе это не ерунда, Лика Петровна! – Лида выкрикнула последнюю фразу резко и горячо, оборвав стенания. Она села на кровати и принялась качаться из стороны в сторону, как умалишенная. Я машинально обняла ее за плечи и поймала себя на мысли, что теперь мы качаемся вдвоем. Я не могла не признать, что у Лиды есть основания опасаться такого поворота событий. Нет, мой сын искренне любил, обожал свою жену, готов был горы ради нее свернуть. Но это нисколько не умаляло его желания стать отцом. От мальчика нечасто можно услышать, что он собирается водить сына на шахматы, а дочку на танцы. Наш Андрюшка уже давно хотел менять памперсы, петь песенки и не спать по ночам. Он представлял, какие у его будущего сына глазки и губки, и знал, какой бант украсит голову его дочери, когда она пойдет в школу. Да, это редкое явление для мужчины – мечтать о таких вещах. Но из песни слов не выкинешь. Андрей мечтал о детях, и не могла я дать стопроцентной гарантии того, что неспособность жены родить никак не отразится на его чувствах к ней. Да, вероятно, не сейчас. Может быть, лет через десять или двадцать, когда, достойно пройдя с ней испытания, испробовав все возможное и невозможное, тысячу раз надеясь и разочаровываясь, он все же не захочет отказать себе в праве иметь ребенка. Конечно, через двадцать лет Андрей может оставить Лидочку, будь у них хоть пятеро совместных детей, но мне не хотелось так думать о собственном сыне. Это как с мужем. Знаешь, что большинство гуляет, но все же надеешься, что твой не из таких. В общем, опасения Лиды я понимала. Спросила только: