Что и говорить, он сильно рисковал. Но сегодня вообще все происходило до странности просто и обыденно. Вот ни с того ни с сего решил он вступиться за старика – и пожалуйста, без тени страха стоит перед противником, которого ни разу в глаза не видел, но с которым должен сойтись в смертельной схватке. Сколько раз он убеждался в том, что красивые и эффектные удары на экране не имеют ничего общего с реальностью, мало того, он ведь знал о том, что эти удары снимались не за один дубль и, скорее всего, многие из них вообще не выходили целиком и их просто монтировали. Несмотря на это, он, как последний пижон, делает именно такой эффектный, красивый, но весьма сложный в исполнении удар: ведь малейшая неточность – и клинок мог пройти вскользь, а рыцарь с разворота нанести круговой удар и прикончить неудачливого выпендрежника… Но все срослось, как надо.

Не успев начаться, схватка закончилась. Не говоря ни слова, Андрей направился к своим спутникам, и под гробовое молчание толпы они продолжили свой путь.

* * *

Анна не могла не присутствовать на этом суде, и причина здесь вовсе не в зрелище. Для нее, как и для большинства горожан, падре Патрик был не просто священником: он пользовался неподдельным уважением и любовью йоркцев. Вначале следствие, потом трибунал, теперь – вот этот суд.

Она устроилась у окна, выходящего на площадь, в доме знакомых, любезно предоставивших им с братом такую возможность – не бесплатно, разумеется. Подобные суды вызывали всеобщее внимание, и многие знатные или просто состоятельные люди на время судилища арендовали окна, выходящие на площадь, чтобы иметь возможность со всеми удобствами наблюдать за действом. Ну не толкаться же на площади среди черни.

Ни Рем, ни Анна подобными зрелищами не развлекались, но вот сегодня они не могли остаться в стороне, как не могли и очень многие жители Йорка, да и вообще маркграфства. Поэтому, несмотря на знакомство, цену им заломили запредельную, аж по пять золотых, но это их не остановило: можно было и вовсе не найти ничего.

Она видела и слышала все. Толпа хотя и издавала непрерывный гомон, но сегодня вела себя пристойно и практически не шумела, а когда заговорил падре, так и вовсе умолкли даже самые словоохотливые.

Анна смотрела на происходящее, плотно сжав губы, с горькой миной на лице. Всем было известно, что вставать на пути инквизиции – себе дороже. В другое время нашелся бы воин, способный встать и против сэра Аткинса, несмотря на его известность и опыт бойца, а может, и скорее всего, именно по этой причине, для того чтобы завоевать славу и подняться как в своих глазах, так и в глазах окружающих. Несмотря на то что ставкой в этой схватке была жизнь. Но то в другое время. Сегодня, и сомнений в этом не было, никто не пожелает скрестить клинков с этим рыцарем.

Вот падре Патрик выкликнул свой клич, призывая добровольца выступить в его защиту на Божьем суде, и толпа замерла окончательно. Замерла и Анна, прижав руки к груди, истово молясь, но подспудно понимая, что Господь останется глух к ее мольбам.

Вдруг она заметила, что в дальнем от нее конце площади толпа стала раздаваться в стороны – это было непросто, но люди как-то умудрялись потесниться, еще сильнее вдавливаясь в обступивших их горожан. Дорожка получилась совсем узкая, не больше шага в ширину, но этого было вполне достаточно, чтобы идущий воин мог свободно продвигаться к своей цели. А шел он прямиком к помосту, на котором находился трибунал и рядом с которым стоял старый священник. Людское море за ним тут же смыкалось, так что казалось, что воин передвигается по воде в какой-то незримой лодке.

Никто не осмелился выступить на защиту обвиненного в ереси, а ОН смог. Анна вдруг ощутила, что ее переполняет восхищение этим мужчиной. Восхищение и страх. В лице не осталось ни кровиночки, оно было бледным как полотно. Но никто не видел того, что творилось с девушкой, так как взоры всех были прикованы к площади.

Одновременно с гордостью и радостью – оттого что вот он, ее избранник, единственный не побоялся выступить в защиту невиновного, а она не сомневалась, что падре не виновен, – она испытала еще и чувство стыда. Господи, о чем только она думала, когда отправилась к нему в гостиницу. Если забыть даже о том, что просто посещение мужчины в гостинице, одной, без сопровождающих, само по себе было верхом неприличия, то то, что она там учудила, вообще выходило за все рамки. А что она могла с собой поделать? Она и сама не могла объяснить, почему именно так поступила.

Сегодня утром она вместе со слугой, как обычно, направилась на рынок, чтобы прикупить продуктов: она никогда не поручала это экономке, беря с собой только слугу – кто-то ведь должен был нести тяжелую корзину. Вот там-то до ее слуха и донесся разговор двух кумушек, которые беззастенчиво обсуждали известную всем ветреную баронессу Бишоп, которая завела себе нового ухажера из простых, некоего Андрэ Новака, и никак не могла с ним расстаться, что для нее было весьма нетипично. Она уже не раз мельком слышала подобные разговоры, и кого только не обсуждали, однако благочестивая девушка всегда старалась как можно быстрее миновать разговаривающих, мысленно осеняя себя крестом, и никогда не делала покупок у подобных сплетниц. Но в этот раз она застыла как каменное изваяние, вслушиваясь в разговор. Боже, о чем они говорили, в какие подробности вникали, и все это девушка выслушала, оставаясь в стороне, но не упуская ни слова. Отослав слугу, она направилась прямиком в гостиницу, не замечая вокруг ничего. Она не придала значения тому, как на нее уставился Даниэль, – это она вспомнила позже, в ту же минуту она попросту была не в себе.

– Меня зовут Андрэ Новак. Я не воин, не рыцарь. Вы звали, падре, – я пришел. И да поможет мне Бог.

– Ты знаком с братом Патриком? – Было видно, что инквизитор с усилием над собой называет подсудимого братом, но иначе обращаться к старику он не мог: вина того не доказана, пока не свершится Божий суд.

– Нет. Я его в первый раз вижу. Просто чувствую, что он прав, а вы, возможно, заблуждаетесь.

– Еретик! – буквально выплюнул ему в лицо инквизитор.

– Возможно, – спокойно согласился с ним Андрэ. – Но мы ведь здесь для того, чтобы выяснить, так это или нет.

Андрэ и инквизитор говорили негромко, но толпа хранила такое молчание, что каждое слово доносилось до девушки. Анна не отрываясь смотрела на Новака и молилась. Теперь она уже молилась не за падре – какое ей дело до того, останется он жив или нет, если на кону теперь ЕГО жизнь.

Когда схватка окончилась и до Анны дошло, что победителем из нее вышел Андрэ, она тихо вздохнула и медленно осела на скамье, завалившись на колени брата.

– Анна! Что случилось! Господи! Воды!

* * *

– Нет, ну вот объясните – зачем нужно было ввязываться в это?! – Время уже клонилось к закату, и путники присматривали место для ночлега, но Джеф все никак не мог успокоиться, Андрей же отмалчивался как партизан на допросе в гестапо. А что было говорить, если он и сам никак не мог объяснить своего поступка. – Ладно, допустим, вы решили вступиться за старика, но зачем нужно было это пижонство, что это вообще за прием? Я о таком и не слышал, не то чтобы видеть.