Неохотно кивнув, Бортновский задумчиво проговорил:

— Надо будет достать какие-нибудь образцы документов основных галерей Европы, по возможности, с печатями. В принципе здесь, в Европе, печати на документы ставить принято далеко не всегда, и главное — это подпись. Но россияне почему-то с почтением относятся именно к печатям на документах, а мы должны произвести на них впечатление.

Бортновский вдруг оживился:

— Изготовление фальшивых писем и актов экспертизы открывает такой простор для творчества!

— Вполне вероятно, но не опережай события. Не забудь узнать, сколько будет стоить изготовление черно-белого или цветного каталога коллекции, и как быстро он может быть сделан. Естественно, что фотографии там будут помещены выборочно. Всю коллекцию снимать для каталога нет смысла. Да и самих каталогов нужно будет сделать не больше десятка или двух.

Все уже обговорено. Но опыт приключений в других странах показывает, сколько людей может пострадать в ходе попыток отстоять идеалы добра и справедливости. И я не мог не предупредить Бортновского, тем более, что он пребывал в предвкушении прибыльного и, как ему теперь казалось, легкого предприятия.

— Леня, тут вот еще какое дело. Ты не пугайся, но всяко бывает, и может статься, Хелле прознает о наших планах. Или ему донесут о твоей двойной игре. Поэтому будь настороже. Если почувствуешь, что эти ребята ведут себя странно, приостанови свои контакты с ними.

Я безжалостно разбил мечту, и настроение у Бортновского испортилось в одно мгновение. Раздраженно запыхтев, он спросил:

— Что значит «странно»?

Как бы это растолковать Леониду поделикатнее? Я постарался проявить максимум такта, чтобы не травмировать его психику еще больше.

— Ну например, они вдруг пригласят тебя на загородный пикник. Или предложат поехать в Лион для опенки какой-нибудь картины. И при этом пообещают очень хороший, необычно хороший гонорар. На этот случай мой тебе совет — не езди, скажись больным или придумай что-нибудь еще. Если все-таки станешь встречаться с ними, делай это на людях. А еще лучше держись от них в стороне.

Бортновский скривил губы:

— Хорошее дело «держись в стороне»! А как ты собираешься проворачивать все это дело, если я буду держаться в стороне?

— Я имею в виду время моего отсутствия в Париже. Скоро я вернусь и смогу тебя подстраховывать, а в случае контактов с ними, особенно, контактов по их инициативе, окажусь поблизости. Так я по крайней мере буду уверен, что они не смогут дать тебе по голове и утопить в Сене.

Бортновский прервал меня, взмахнув руками:

— Подожди, а кстати, как мы с тобой будем связываться?

— А мы не станем связываться. Если будет очень нужно, я тебя найду. Но, скорее всего, особой необходимости в этом не будет. У тебя сейчас две задачи. Одна — сделать все, о чем мы договорились. Вторая — избегать конфликтов с кредиторами. Чтобы они тебе не отстрелили голову до того, как ты разбогатеешь.

Леонид поморщился:

— Очень смешно! Ты начинаешь повторяться. Смотри, как бы наши клиенты тебя не прибили раньше, чем меня.

Последние слова Бортновского звучали в сознании, пока я ехал в аэропорт. Он оказался прав — только чудо помогло мне разминуться с троицей преследователей в зале отлетов аэропорта.

* * *

Отдохнув один день под жарким солнцем Греции в гостинице «Маре Ностру», чувствую себя в силах заняться тем делом, ради которого, собственно, и приехал. Из своего номера звоню по телефону, полученному на Монмартрском холме от седого специалиста в области живописи, и догово-риваюсь с господином Янакисом о встрече.

На следующее утро около одиннадцати я уже дежурю на углу площади Аммония. Эта площадь фигурирует почти во всех разговорах русских туристов. Она служит ориентиром в походах за покупками, и, кроме того, поблизости находятся лавочки и магазины, в которых торгуют шубами. Торговцы стоят на улице и по-русски зазывают к себе покупателей. Как они выделяют русских из шумной и суетливой толпы, остается загадкой.

Центральная площадь Афин больше похожа на небольшой перекресток нескольких улиц, посреди которого, ко всему прочему, идет то ли строительство, то ли ремонт мостовой. Это придает площади еще менее презентабельный вид.

Ровно в одиннадцать рядом со мной останаливается небольшая серебистая «тойота-авенсис». Водитель, не вылезая из машины, распахивает дверцу. В машине ее владелец — смуглый худощавый грек с задумчивыми печальными глазами и короткими курчавыми, совсем седыми волосами, — молча жмет мне руку.

Только после того, как машина вливается в поток движения, он раскрывает рот:

— Давайте поговорим о деле в одной таберне. Здесь недалеко.

И снова замолкает. Уже сделав заказ в таверне, или как здесь называют ресторанчики, «табсрне», Я накис кладет худые руки со сцепленными пальцами на стол и спрашивает:

— Итак, что я могу для вас сделать?

Мне требуется несколько минут, чтобы изложить свою просьбу, и все это время Янакис невозмутимо смотрит на меня. Этот грек все больше мне нравится. С таким же выражением лица он бы принимал заказ на ящик узо — кошмарной, на мой вкус, анисовой водки, которой здесь потчуют «за счет заведения» всех посетителей ресторанов. У этой водки, которую у меня на родине еще иногда поэтически именуют «каплями датского короля», а во Франции — «пастис», — угнетающий вкус микстуры от кашля. Каждый раз, когда официант, сладко улыбаясь, сообщает, что это угощение предоставляется бесплатно хозяином заведения, меня тянет сказать, что ни один здравомыслящий человек за деньги это пить и не станет.

И сегодня официант приносит нам два стаканчика, до половины наполненных узо. Он торжественно бросает туда лед, и у нас на глазах содержимое стаканов становится молочно-белым. Мой собеседник с наслаждением пригубливает принесенный напиток, я невежливо воздерживаюсь.

Выслушав меня, Янакис задумывается. Затем негромко говорит:

— Господин, который меня вам рекомендовал, знает, зачем я вам понадобился?

— В общих чертах. Поэтому он, собственно, и посоветовал обратиться именно к вам. Он характеризовал вас как одного из ведущих специалистов в данной области.

Янакис принимает комплимент хладнокровно.

— Спасибо. На какую сумму примерно вы хотите создать коллекцию?

— Около семи-восьми миллионов.

Грек задумывается еще глубже. Потом молча принимается за салат из помидоров, огурцов, лука, сладкого перца, маслин и брынзы. Закончив трапезу, Янакис вздыхает:

— На это требуется время.

— Тот, кто вас рекомендовал, сказал мне, что вы коллекционировали подобные вещи. Более того, у вас хорошее собрание подделок. Это облегчает задачу. Основа есть, остальное можно сделать.

— Так-то оно так. Но некоторые из вещей, которые я собирал, известны специалистам.

— Специалисты эту коллекцию смотреть не будут.

Впервые за время нашего знакомства мой собеседник усмехается:

— Этого действительно лучше избегать. Ну,