— Лена?

— Я замерзла, Итан, — с улыбкой сказала она, не открывая глаз.

— Но ведь сейчас лето, вода теплая! — удивился я, глядя на ее руку, по запястье погрузившуюся в воду.

Я попробовал переползти к ней, но лодка закачалась, и Лена соскользнула еще ближе к краю, платье задралось, из-под него торчали знакомые высокие черные ботинки. Я не мог двинуться с места. Вода дошла ей до локтя, длинные черные локоны упали и рассыпались по воде.

— Эль, сядь! Ты упадешь!

Она засмеялась и выронила зонтик. Он, вращаясь, поплыл по реке и вскоре потерялся из вида. Я рванулся к Лене, но лодка сразу же стала раскачиваться.

— А тебе разве не сказали? Я уже упала.

Протягивая к ней руки, я до последнего не верил, что это случится, но знал, что так и будет, и в любую секунду ожидал услышать всплеск. Я ударился о борт лодки, перед глазами все поплыло, Лена исчезла. Я посмотрел вниз и увидел лишь мутные коричнево-зеленые волны Санти и темные волосы Лены. Я наклонился над водой, не в силах понять, что делать.

«Прыгай или оставайся в лодке».

Волосы опускались все ниже, медленно и плавно, двигаясь словно мифический обитатель морских глубин — захватывающее дух зрелище. На глубине я разглядел белое лицо, которое смотрело на меня будто из-за стекла.

— Мама?!

Я очнулся насквозь промокший и закашлялся. В неизвестно кем распахнутое окно светила луна. Я пошел в ванную, открыл кран и стал жадно пить, пока кашель не прекратился, а потом взглянул в зеркало. Было темно, я едва видел собственное лицо, пригляделся, чтобы обнаружить среди теней свои глаза, но вместо этого случилось неожиданное.

Где-то в глубине зеркала зажегся свет, оно растворилось вместе с моим отражением, оставив после себя только сияние и обрывки образов, то и дело вспыхивающие в моем сознании. Я пробовал сфокусироваться и понять, на что смотрю, но картинки проносились мимо, дергались и исчезали, едва успев появиться, как если бы я ехал на огромной скорости и смотрел в окно.

А потом я увидел темную улицу и блестящий, мокрый после дождя асфальт в нескольких сантиметрах от себя, как будто я полз по земле. Невозможно, ведь все движется так быстро! Угол зрения внезапно изменился, и всего в паре шагов я заметил высокие стены домов и мостовую. Я схватился за холодные края раковины, пытаясь удержаться на ногах. Голова кружилась, то и дело мелькали вспышки, свет неумолимо приближался. Угол зрения снова изменился, картинки стали сменяться все медленнее и медленнее. Под фонарем, прислонившись к грязной кирпичной стене, стояли двое. Фонарь раскачивался, поэтому картинка дергалась, то исчезая, то появляясь вновь. Я смотрел на силуэты этих двоих снизу.

— Надо было все-таки оставить записку. Бабушка будет волноваться, — произнесла одна фигура голосом Лены.

Она стояла прямо передо мной. Все происходящее было не похоже на видения, которые посылал мне медальон или дневник Мэкона.

«Лена!» — позвал я, но она не отреагировала.

Второй человек подошел ближе. Еще до того, как разглядел его лицо, я понял, что это Джон.

— Если бы ты оставила записку, они бы нашли тебя с помощью простого заклинания для определения местонахождения. Тем более твоя бабушка, она же обладает потрясающей силой. Видимо, это семейное, — добавил он, обнимая ее.

— Я не чувствую себя сильной. Я вообще не знаю, что я чувствую.

— Ты же не передумала? — спросил Джон, взял ее руку и повернул ладонью вверх.

Он достал из кармана маркер и стал что-то рассеянно писать на ее ладони. Лена покачала головой:

— Нет. Мне там больше не место. Рано или поздно я причиню им боль. Я причиняю боль всем, кого люблю.

«Лена!»

Бесполезно. Она меня не слышит.

— Когда мы доберемся до Великого барьера, все изменится! Не будет ни Света, ни Тьмы, ни природных фей, ни фурий катаклизмов — только магия в чистейшем виде. А значит — никаких ярлыков, никакого осуждения!

Они одновременно посмотрели на ее руку, а Джон что-то чертил маркером у нее на запястье. Их головы почти соприкасались, Лена медленно поворачивала запястье у него в руке.

— Мне страшно.

— Я не позволю никому тебя обидеть, — заявил он, заправляя выбившуюся прядь волос ей за ухо.

Совсем как раньше делал я. Интересно, вспомнила ли она об этом.

— Сложно поверить, что такое место действительно существует. Всю мою жизнь люди всегда осуждали меня.

Лена засмеялась, но ее смех больше походил на сдавленные, рыдания.

— Поэтому мы и отправимся туда! Туда, где ты наконец сможешь быть самой собой.

Его плечо странно дернулось, он отвернулся и, поморщившись, тряхнул рукой. Лена ничего не заметила. В отличие от меня.

— Быть собой? Я даже не знаю, какая я на самом деле.

Лена отошла от стены и пристально посмотрела в темноту. Она стояла в профиль, освещенная светом фонаря, на шее блестело ожерелье.

— Мне не терпится узнать, — едва слышно прошептал Джон, наклоняясь к Лене.

— При случае обязательно вас познакомлю, — Лена устало улыбнулась хорошо знакомой улыбкой.

— Котики, вы готовы? — крикнула Ридли, выходя из здания и облизывая вишневый леденец.

Лена обернулась, и свет фонаря осветил ее руку — ту, на которой Джон что-то писал. Но это оказались не слова — ладонь Лены покрывали черные узоры. Такие же, какие я видел у нее на руках на ярмарке, такие же, как на полях ее блокнота. Я попытался разглядеть получше, но тут угол зрения снова изменился, они пропали, и я вновь увидел пустую широкую улицу и мокрую мостовую.

А потом все исчезло.

Не знаю, сколько я простоял там, держась за раковину. Казалось, стоит убрать руки, и я тут же упаду. Руки тряслись, ноги подкашивались. Что это было? Точно не видение, ведь они стояли так близко, что я мог дотронуться до Лены. Но почему она не слышала меня?

Какая разница? Она убежала из дома, как и обещала. Не знаю, где она сейчас, но точно где-то в тоннелях — я узнал их, такое не забывается. Лена сбежала и направляется к какому-то там Великом барьеру. Какое это имеет отношение ко мне? Я не хочу больше видеть ее ни во сне, ни наяву, не хочу слышать ее голос.

Просто забудь об этом. Возвращайся в постель и спи дальше, уговаривал я себя.

Прыгай или оставайся в лодке.

Какой кошмарный сон! Как будто я могу что-то изменить! Эта лодка идет ко дну, со мной или без меня!

Я кое-как отпустил раковину, схватился за дверной косяк и добрался до комнаты. Вдоль стены одна на другой стояли обувные коробки, в которых лежали важные вещи или то, что я хотел спрятать от чужих глаз. Я знал, что ищу, но не помнил, в какой оно коробке. В сознании вдруг всплыл образ гладкой, как стекло, воды. Я же прекрасно знаю, что лежит в каждой из них. По крайней мере вчера точно знал. Я попытался еще раз, но мой взгляд просто блуждал по семидесяти-восьмидесяти коробкам. Черная — от кроссовок «Адидас», зеленая — «Нью баланс»… Не помню!