– Что это значит?

– Она рассказала мне все. Мир, как говорится, тесен.

По злорадству, написанному на физиономии мисс Келли, Эйлиш поняла – скрыть свою тревогу ей не удалось. Она затрепетала, представив себе, как Тони пришел к миссис Кео и рассказал ей об их женитьбе. Но тут же подумала: нет, невозможно. Скорее всего, кто-то из людей, ждавших с ними тогда в магистратуре своей очереди, узнал ее либо Тони или увидел в списке их имена и сообщил об этом если не миссис Кео, то одной из ее закадычных подруг.

Эйлиш встала:

– Это все, что вы мне хотели сказать, мисс Келли?

– Все, но я позвоню Мадж еще раз и сообщу, что побеседовала с вами. Как ваша матушка?

– Очень хорошо, мисс Келли.

Эйлиш трясло.

– Я видела, как после венчания этой Бирн вы обе садились в машину Джима Фаррелла. Выглядела ваша матушка неплохо. Я с ней давно уж не встречалась, но, по-моему, – неплохо.

– Услышав об этом, она очень обрадуется, – сказала Эйлиш.

– О, не сомневаюсь, – ответила мисс Келли.

– Теперь все, мисс Келли?

– Все, – подтвердила мисс Келли и, мрачно улыбаясь Эйлиш, встала. – Кроме одного: зонт не забудьте.

Выйдя на улицу, Эйлиш порылась в сумочке и нашла письмо от судовой компании, где значился номер, по которому следовало позвонить, чтобы заказать место на лайнере. А дойдя до Рыночной площади, заглянула в «Годфрис» и купила немного писчей бумаги и конверты. Потом прошла по Кастл-стрит и спустилась по Кастл-Хилл к почтовой конторе. Сказала телефонистке номер, по которому ей нужно позвонить, и ее попросили подождать в будке в углу конторы. Когда телефон затренькал, Эйлиш сняла трубку и продиктовала клерку компании свое имя и прочие подробности, и тот нашел ее папку и сказал, что ближайшее судно отходит из Кова в Нью-Йорк в пятницу, послезавтра, – он может, если ее это устроит, забронировать для нее место в третьем классе, никаких доплат не потребуется. Эйлиш согласилась, и клерк назвал ей время отплытия и предполагаемую дату прихода в Нью-Йорк, после чего она положила трубку.

Оплатив разговор, Эйлиш поинтересовалась марками для авиапочты. Таковые нашлись, она купила четыре, отошла к столику у окна и написала за ним четыре письма. Отцу Флуду, миссис Кео и мисс Фортини – перед ними она просто извинилась за опоздание и назвала день своего возвращения. Тони же написала, что любит его, соскучилась по нему и надеется увидеть его до конца следующей недели. Указала название лайнера и возможное время его прихода. Подписалась. А заклеив три письма, перечитала адресованное Тони, и ей захотелось порвать его, однако она все же уложила и это письмо в конверт и отдала вместе с остальными почтмейстеру.

Уже поднимаясь по Фрайэри-Хилл, она обнаружила, что забыла на почте зонт, но возвращаться за ним не стала.

Мать мыла на кухне посуду. Услышав шаги Эйлиш, она обернулась:

– Когда ты уже ушла, я подумала, что надо было и мне пойти с тобой. Это такое одинокое место.

– Кладбище? – спросила Эйлиш, присаживаясь за кухонный стол.

– Ты разве не там была?

– Там, мама.

Она думала, что сможет спокойно поговорить с матерью, оказалось – нет; слова не шли из горла, только тяжелые вздохи. Мать снова обернулась, чтобы посмотреть на нее:

– Что с тобой? Ты чем-то расстроена?

– Мама, я должна была сказать тебе все, как только приехала, а приходится говорить сейчас. Перед возвращением я вышла в Бруклине замуж. Я – замужняя женщина. Надо было тебе сразу сказать.

Мать взяла полотенце, вытерла руки. Потом аккуратно и неторопливо сложила его и подошла к столу.

– Он американец?

– Да, мама. Из Бруклина.

Мать вздохнула, опустила, словно ей потребовалась опора, руку на стол. Медленно кивнула:

– Если у тебя есть муж, Эйли, ты должна быть рядом с ним.

– Я знаю.

Эйлиш заплакала, положив голову на руки. А когда спустя какое-то время подняла ее, еще всхлипывая, то увидела, что мать так и стоит, даже не шелохнувшись.

– Он хороший человек, Эйли?

Эйлиш кивнула:

– Хороший.

– Впрочем, если ты вышла за него, он наверняка хороший, я так думаю, – сказала мать.

Говорила она мягко, негромко, успокоительно, однако Эйлиш по глазам ее видела, какие усилия мать прилагает, чтобы не выдать своих настоящих чувств.

– Я должна вернуться, – сказала Эйлиш. – Должна уехать завтра утром.

– И ты столько времени скрывала это от меня? – спросила мать.

– Прости, мама.

Эйлиш снова заплакала.

– Ты вышла за него не потому, что тебе пришлось? Не потому, что попала в беду?

– Нет.

– И еще скажи мне: не будь ты замужем, ты все равно вернулась бы туда?

– Я не знаю, – ответила Эйлиш.

– Значит, утром тебе нужно сесть в поезд, – сказала мать.

– Да, доеду до Рослэра, а оттуда до Корка.

– Я схожу к Джо Демпси, договорюсь, чтобы он подвез тебя поутру. Попрошу его приехать к восьми, так у тебя будет побольше времени до поезда. – Она замолчала, и Эйлиш увидела, что лицо матери стало вдруг страшно усталым. – А потом лягу, я что-то совсем обессилела, так что утром мы не увидимся. Поэтому я прощаюсь с тобой сейчас.

– Но время еще такое раннее, – сказала Эйлиш.

– Я предпочитаю попрощаться сейчас, и только один раз. – В голосе матери проступила непреклонность.

Она подошла к Эйлиш, та встала, мать обняла ее:

– Перестань плакать, Эйли. Если ты решила выйти за кого-то, значит, он человек очень хороший, добрый и ни на кого не похожий. Ведь он такой?

– Такой, мама.

– Ну, стало быть, он подходящая для тебя пара, потому что ты и сама такая. Я буду скучать по тебе. Однако и он по тебе наверняка скучает.

Эйлиш ожидала, что мать, которая уже подошла к двери и остановилась на пороге, скажет что-то еще. Но та просто смотрела на нее и какое-то время молчала. Наконец спросила:

– Ты напишешь мне о нем, когда вернешься туда? Будешь рассказывать обо всех новостях?

– Я напишу о нем, как только приеду, – пообещала Эйлиш.

– Если я скажу еще что-нибудь, то заплачу. Поэтому пойду к Демпси и договорюсь о машине, – сказала мать и вышла из кухни – с достоинством, медленным, размеренным шагом.

Эйлиш посидела на кухне. Интересно, не знала ли мать все это время, что у нее в Бруклине есть мужчина? О письмах Эйлиш к Роуз так ни слова сказано и не было, но ведь должны же они были где-то обнаружиться. Мать столь тщательно перебрала все вещи Роуз. И Эйлиш спросила себя: может быть, мать давным-давно продумала слова, которые произнесет, если Эйлиш объявит, что возвращается в Америку, потому что там ее ждет возлюбленный? И ей почти захотелось, чтобы мать рассердилась на нее или выразила разочарование. А так ее реакция породила в Эйлиш чувство, что последнее, чем ей хочется сейчас заниматься, это укладывать в молчании чемодан, понимая – мать лежит в своей спальне и прислушивается к каждому звуку.