Константин сидел и размышлял о том, что через день–другой на песок положат газовые трубы большого диаметра и …

«И никто не узнает, где могилка моя,» — напевал Рокотов про себя незамысловатую песенку — похоронный мотивчик по всем убитым палачам.

Всю дорогу до Москвы в салоне молчали. Константин предпочитал не задавать вопросов, пока ситуация не прояснится. Людмила вообще привыкла помалкивать в случаях, когда мужчины начинали выяснять отношения. Их спутники в черном как воды в рот набрали. Лишь время от времени то один, то другой извлекали из карманов маленькие книжечки и принимались за чтение, едва шевеля губами.

Рокотов быстро сообразил, что это — молитвенники. Он перебросился недоумевающим взглядом с Людмилой. Ситуация представлялась ему все более странной.

Автомобиль добрался до Москвы и направился в центр города. И лишь когда он оказался в районе Китай–города, до Рокотова дошло, что именно могут означать все эти странные события. Его уверенность окрепла, когда машина, преодолев обычную для этого места автомобильную пробку, выбралась на узкую и кривую улицу Солянка. И все сомнения отпали, когда машина остановилась напротив храма Святого Иринея.

Да, да, это был тот самый храм, в нем оказался Константин несколько месяцев тому назад, когда он бродил по Москве в поисках улик, которые выведут его на местонахождение чудотворной иконы Софийской Божией матери.

Поначалу местная братия приняла его неласково и едва не намяла ему бока, приняв за тайного агента Ватикана. И лишь вмешательство Старца, жившего при храме и руководившего некой православной организацией, спасло Рокотова.

Константин вышел из автомобиля и помог выбраться Людмиле. Затем бросил внимательный взгляд на храм. В нем мало что изменилось со времени последнего посещения его Рокотовым.

Этот храм ничем примечательным не отличался от сотен других московских православных церквей. Высокие стены, покрытые осыпающейся штукатуркой. Купола, крашенные в цвет лазури с разбросанными тут и там звездами. Величественные кресты, покрытые сусальным золотом, весело сверкавшим в лучах летнего солнца. Над куполами все так же кружили тучи голубей, распуганных колокольным звоном.

В стену храма, справа от входа, была вмурована небольшая каменная плита с вырезанным на ней необычным знаком: поднятый перст, излучавший свет.

Рокотов признал и этот знак:

«Перст осиянный! Значит, все возвращается на круги своя… Я даже знаю, с кем мне предстоит беседа. Только вот о чем она будет?»

Странно, но колокола звонить начали, как только странная процессия с Константином и Людмилой во главе подошла к каменным ступеням храма. Скорее всего, это было простым совпадением.

— Здесь вам придется расстаться со своей спутницей, — суровым голосом сообщил один из сопровождающих.

Константин хотел было запротестовать, но его собеседник властно поднял руку:

Не гоже в таком виде женщине появляться в богоугодном заведении.

Константин бросил взгляд на разорванное платье Людмилы и вынужден был согласиться, что для появления в культовом учреждении у вдовы был неподходящий вид.

Вашу спутницу отведут в дом приходского священника, — продолжил все тот же человек. — Там наши женщины помогут ей привести себя в порядок. Они найдут для нее что‑то из мирской одежды, что дарят нам прихожане для неимущих. Придется смириться с тем, что предложенное одеяние не будет модным и красивым.

И с этими словами он настойчиво потянул Рокотова за рукав в храм. Константин бросил взгляд на чуть встревоженные глаза Людмилы. Они оба знали, что расстаются не навсегда, но что‑то больно кольнуло Рокотова в сердце. За последнее время он успел проникнуться к вдове чувствами, которые сам объяснить не мог.

Его быстро провели внутрь храма, и перед ними, словно пробившись из‑под каменного пола, появился все тот же, знакомый Рокотову грузный и большой церковный служка. Он бросил вопросительный взгляд на всю компанию.

Грянет гром… — негромко произнес тот из людей в черном, кто шел первым.

…она придет! — так же знакомым, певучим голосом произнес служка.

Встань с колен… — продолжил первый.

…святой народ, — закончил служка.

Процесс обмена таинственным приветствием, которому была явно не одна сотня лет, завершился тем, что их провели к дверям, сбитым из тяжелых брусьев и перехваченным коваными железными полосами. Затем спустились по крутой каменной лестнице. При этом Константину пришлось держаться за деревянные перила, иначе запросто можно было полететь вниз и сломать себе шею.

Лестницу эту сложили, вероятно, еще во времена Ивана Грозного.

Ступенька, еще одна — и Рокотов вновь оказался в знакомом подвале, слабо освещенном приятным светом, струившимся из современных галогеновых ламп.

Посередине под каменными сводами подвала, лицом к иконе, висевшей на стене, и спиной к вошедшим, стоял высокий человек, сразу же обернувшийся на шум шагов.

Рокотов мгновенно признал в нем Старца — седого и крепкого, который в прошлый раз осудил на позор и изгнание одного из членов братства, осмелившегося нарушить клятву верности.

Старец был одет в такие же просторные одежды, как и сопровождавшие Константина люди. Единственным отличием было то, что его одеяние было ослепительно белого света. На груди Старца сиял большой серебряный крест, висящий на толстой серебряной цепочке.

Братство «Православного похода» приветствует вас, Константин, — певуче произнес Старец.

И вам здравствовать! — отозвался Рокотов.

Он подал знак своим людям, и братия исчезла.

Теперь, кроме Рокотова и Старца, в подвале никого больше не было.

Сейчас никто не помешает нам, господин Рокотов, обсудить один–единственный и самый важный вопрос, — произнес Старец после того, как оба опустились на неудобные деревянные стульчики. — Итак, вы снова оказались в самом центре событий, которые затрагивают в равной степени интересы нашего братства и всей России.

Я не могу знать, насколько точны ваши слова, — осторожно заметил Рокотов. — Одно лишь скажу: мне начинает надоедать ходить по краю, рисковать жизнью и не иметь ни малейшего понимания за что и ради чего.

Старец кивнул, словно ожидал услышать именно такую речь.

Ничего удивительного. — Старец задумчиво погладил бороду. — Ваши интересы — это интересы мирянина, отягощенного мыслями о хлебе насущном. Вы зарабатываете свой хлеб в ежедневных кропотливых трудах. И поэтому вам некогда оглядеться по сторонам. А если вы отбросите на время груз повседневных забот, распрямите усталую спину да осмотритесь, то ужас охватит вас при виде картины медленно гибнущей России, упрямо погружающейся во мрак и хаос.

Я, знаете ли, если честно, привык к конкретике. — Рокотов начал терять терпение, да и в холодном подвале он чувствовал себя неуютно. — Разумеется, я и моя спутница крайне благодарны вам и вашим людям за неожиданное спасение. Все произошло, как в чудесной сказке. Тем не менее мне хотелось бы знать, к чему вы клоните.