Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Но сейчас не о том. Джейн Фонда права, когда заклинала тебя:
– Майкл, прекрати, больше никаких операций. Люби себя таким, какой ты есть.
Я с ней согласна, что, признаться честно, бывает не всегда.
Можешь возразить, что мы с Джейн и сами не брезговали пластическими операциями, но, вспомни, сколько нам лет. Конечно, я все еще молода, но только душой, мое тело очень дружит с моим паспортом, они сговорились извести меня этим содружеством. Когда-то я при маминой поддержке старалась выглядеть старше своих подростковых лет – красила губы яркой помадой, завивала волосы «по-взрослому», тратила пузырьки лака на маникюр и педикюр, обращала внимание только на взрослых и солидных мужчин…
Вот в этом мы с тобой совсем не похожи, ты скорее Питер Пен – мальчик, не желающий взрослеть, ребенок в душе и таковым останешься даже в восемьдесят. Остался бы… Я же всегда играла во взрослые игрушки и никогда не рвалась обратно в детство. Да, я тоже люблю дурачиться и с чем-то играть, например с драгоценностями, но это скорее желание делать все по-своему и нежелание подчиняться чужому диктату. Отвращение к насилию над своей личностью я вынесла из детства, когда каждый шаг контролировался мамой и студией. Именно противодействие любому диктату всю жизнь, всю самостоятельную жизнь заставляло меня совершать поступки, от которых многие хватались за голову.
Но это иное, не такое, как у тебя, стремление к независимости.
Видишь, начала о старении, а ушла в другую сторону. Но я к нему еще вернусь, просто это тоже очень важный вопрос: чему противился ты и чему противлюсь я.
На тебя не просто давили в детстве, но били и жестко следили за каждым шагом. Это тирания физическая, не угодишь – получишь по шее. Кулак, шнур от холодильника, ремень, ботинок…
Меня даже не ругали, мама не повышала на меня голос, она лишь мягко укоряла или молча смотрела. Майкл, ты видел мою маму и, насколько я помню, был потрясен ею даже в столь преклонном ее возрасте. Можешь представить, что такое укоризненный взгляд Сары Тейлор. Даже если ты не убивал Буцефала, любимого коня Александра Македонского, под таким взглядом появится желание пасть на колени и слезно молить о прощении.
Я очень старалась быть хорошей девочкой, чтобы не огорчать маму. Диктат по отношению ко мне выражался в абсолютнейшем контроле за всем: как одета, как выгляжу, чистые ли волосы, как накрашена, что ела, что пила, как спала, о чем думаю, кто нравится, целовалась ли, сколько раз и не закрывала ли глаза… А потом студия и то же самое: прыщ на подбородке, второй чих за день, сегодня волосы лежат несколько хуже, нет, этот парень не для тебя, встать сюда, смотреть туда, повернуться чуть больше, наклонить голову вправо, теперь влево, Глен Дэвис – прекрасный парень, вполне достойный, чтобы стать твоим женихом…
Чего человеку хочется больше всего? Того, что нельзя. Тебе было нельзя играть, просто кататься на карусели, гонять мяч или обливаться водой – ты наверстываешь упущенное во взрослом возрасте.
Мне нельзя вести себя как сорванцу, в ответ я научилась курить, сквернословить и пить вино. Думаешь, мне нравился этот гадкий вкус или я не задыхалась от сигаретного дыма? Все три дурные привычки просто протест против запретов.
От тебя никто не требовал, чтобы ты был «как все» в создании семьи, требовалась только верность семейному бизнесу. Но ты так рано стал звездой, Майкл, что никому не пришло в голову позаботиться о твоей женитьбе, к тому же время твоей молодости несколько отличалось от времени моей.
У меня иначе, мама все время внушала мне, что карьера карьерой, а женщина должна быть замужем и растить детей, даже актриса и даже звезда. Я уже рассказывала о неудачных замужествах, пожалуй, только с Майком Тоддом я смогла бы быть хорошей актрисой и матерью одновременно. Но меня заставляло бунтовать другое. Я хотела быть женой того, в кого влюбилась, жить с тем, к кому лежало мое сердце. Я всегда выходила замуж за тех, в кого влюблялась, плохо, что это не всегда приводило к счастливым бракам.
Я не желала становиться просто любовницей и выходила замуж, а меня называли блудницей и хищницей. Не моя вина, что трое из мужей были к моменту свадьбы со мной заняты.
Я пыталась понять, от чего ты прячешься в Неверлэнде. Тут и думать особенно нечего – не просто от папарацци или фанатов, а от жизни, вернее, внешнего диктата. Ты надел маску Питера Пена, а потом и вовсе придуманное самим собой лицо и попал в ловушку. Майкл, дело не в неудавшихся операциях, испортивших нос, не в дефектах кожи или формы подбородка. Плевать на них, ты попытался изменить внешность и перестарался. Это можно пережить, но ты сам загнал себя в угол, ужасаясь реакции фанатов на твои неудачные эксперименты.
Помнишь, я говорила тебе, что нужно остановиться, что даже если это неудачно, настоящие поклонники все простят, примут таким, какой есть, простят за песни, за лунную походку, простят просто потому, что любят. Но вокруг тебя было слишком много других советчиков, дурных, льстиво певших в уши, что все прекрасно, что еще чуть-чуть, и ты станешь просто образцом красоты. Бог им судья…
Необходимы ли пластические операции? Актеру без них никак, лицо портится от грима, от выражения сильных эмоций, от болезней, от прожитых лет, в конце концов. Конечно, некоторые умудряются стариться красиво, но это не про нас с тобой. Я понимаю, ты не желал стариться, но разве я желала? А Джейн, а Лайза, а многие другие?
Да, я делала пластические операции, подтягивала лицо, убирала морщины, обвисший второй подбородок, почему нет? Мало того, дорогой, даже жир убирала! Смешно? Конечно, я не выкатывала фунты своего жира на тележке всем на обозрение, как Опра Уинфри, но и не отрицала, что, устав бороться с лишним весом при помощи диет и упражнений (пусть Джейн Фонда рассказывает о сказочных достижениях кому-то другому!), легла под нож хирурга. И теперь могу сказать всем: черт с ним, с весом! Если вам природой предписано быть полными, будьте. Это куда лучше, чем добровольно ходить голодными или выливать тонны пота на беговой дорожке. К тому же не всем и не всегда это можно. Мне нельзя, так что же?
Я честно боролась с весом, делая всяческие упражнения, но с диетами беда… Для меня не есть,