Тиффани тряхнула головой. Детские мысли! Теперь она – взрослая женщина с соответствующими женскими обязанностями. Ведунья.

Тиффани распахнула окно, подставила лицо утреннему солнцу и запела. Ее голос звенел в тишине, спокойный уверенный, искрящийся. Это была простая песенка, почти такая же старая, как само Лесное королевство, – история любви, утерянной и обретенной вновь. Отовсюду слетались птицы, чтобы петь вместе с ней. Они появлялись поодиночке, парами и небольшими стайками, словно бы выпадая из утреннего неба. Десятки птиц всевозможных видов, цветов, размеров кружили и порхали вокруг ведуньи, присоединив к ее голосу свой. Песня набирала силу, распространяясь дальше, чем ее мог донести голос, пока все в замке не остановились послушать утреннее приветствие Тиффани и птиц. И всякий, кто слышал их, почувствовал, как на сердце у него становится легче и повседневные заботы не кажутся уже такими тяжкими.

И вдруг что-то испугало птиц, они мгновенно смолкли и умчались прочь. Тиффани сбилась и тоже замолчала, хотя песня, казалось, еще мгновение звенела в воздухе. В страну пришло нечто новое. Тиффани чувствовала его. Она обратила колдовское зрение на открывающийся из окна вид – и Лес переменился.

Он потемнел, его охватило гниение, а наверху, над кронами, сияла вернувшаяся Синяя Луна – единственный источник света. Ее дикая злоба потрескивала в ночи, распространяясь на весь Лес. Ее непреодолимое влияние изменяло все. Дикая магия свободно вливалась в мир, и ничто не могло устоять перед ней – ни закон, ни обычай, ни человеческий разум. Все растения исказились, превращаясь в бессмысленное сплетение кошмаров. Между ними двигались странные создания, чьи тела представляли раковые опухоли, вздувшиеся и налитые гноем. Гигантские тени, покачиваясь, тащились через преображенный лес к замку, дабы разрушить его и перемолоть камни его фундамента.

И тут в середине жуткой картины будущих событий Тиффани увидела самое себя. Ее тело было насажено на искореженную ветку, конец которой, скользкий от крови, торчал из ее широко разинутого рта. Она была все еще жива, в ее распахнутых глазах застыло бесконечное страдание...

За спиной открылась дверь, и девушка резко обернулась, не в силах сдержать рвущийся из груди вопль ужаса. Тут она поняла, что это Чанс, и остатки видения рассеялись. Красавица бросилась в его объятия и прижалась к нему, дрожа и еле сдерживая слезы. Озадаченный юноша крепко обнял ее, старательно нашептывая нечто утешительное. Тиффани постепенно успокоилась, невероятным усилием воли взяв себя в руки. И задержалась в объятиях Аллена чуточку дольше, чем это было необходимо. У него в руках она чувствовала себя защищенной – впервые с того момента, как попала в Лесной замок. Но в конце концов она заставила себя ласково оттолкнуть его, и он тут же ее отпустил.

– Что такое, Тифф? В чем дело? Ты что-то видела?

– Да. Картину будущего. Того, что может стать будущим.

– Видение оказалось столь ужасным, что ты закричала? Что ты видела?

Тиффани решительно тряхнула головой:

– Я не уверена. Будущее все время меняется. Это было скорее нечто вроде предупреждения. Предсказания о том, что может произойти, если мы не попытаемся как-то предотвратить его.

– Как?

– Не знаю.

– Не волнуйся, – твердо заявил Чанс. – Я не позволю, чтобы с тобой что-нибудь случилось, Тиффи. Никогда.

Тиффани улыбнулась юноше – ей очень хотелось ему поверить.

* * *

Хок и Фишер завтракали в старых апартаментах Руперта. Фишер начала день, как всегда, с двадцатиминутной жесткой зарядки и последующей плотной трапезы. Грудинка, яйца, сосиски и пинта доброго крепкого южного кофе. К яичнице подали даже жареный хлеб. Превосходно! Принцесса набросилась на всю эту снедь с волчьим аппетитом. Она верила, что день надо атаковать с самого начала – с ясным взором и готовностью встретить все, что принесет утро. Особенно если это нечто можно будет стукнуть. Она уже полностью оделась, перевязь лежала под рукой.

Хок, со своей стороны, все еще пребывал в халате. Он горбился в кресле напротив жены в тщетных попытках набраться сил для завтрака. Подбородок его покрывала щетина, а волосы торчали во все стороны. Утренней пташкой принц не был. Он уныло наблюдал, как супруга поглощает свою порцию. На лице его застыло выражение плохо скрытого ужаса. Перед несчастным стояли миска хлопьев с отрубями и маленький стакан фруктового сока – большего его организм с утра пораньше просто не вынес бы. Фишер жизнерадостно болтала о том, чем они сегодня займутся, Хок отзывался редкими «угу» и время от времени – приглушенными стонами. Он имел склонность просыпаться не раньше, чем через добрый час после подъема.

По той же причине они всегда старались избегать утренней смены в Хейвене. В такую рань под носом у Хока можно было ограбить банк, стукнуть его по голове дубинкой и поджечь ему штаны, а он бы и не заметил.

В Хейвене Фишер обычно сначала засовывала его под душ, включала воду на полную мощность и присоединялась к нему. Однако водопроводная система Лесного замка явно еще не доросла до подобной роскоши. Видимо, поэтому Хок до сих пор оставался в решительно сварливом настроении, когда они с Фишер спустя некоторое время вышли, чтобы приступить к намеченным на день опросам.

Капитан был одет, выбрит и бодр, но вид имел такой, словно ненавидел каждое из этих обстоятельств. Люди предпочитали расступаться как можно шире, когда супруги шагали по разветвленным каменным коридорам за предоставленным Сенешалем проводником.

Первую половину жизни Хок провел в замке и до сих пор помнил большинство основных путей, но даже при этом ему все равно требовался вожатый, чтобы не запутаться в постоянно меняющемся местоположении комнат, лестниц и коридоров. Многие из них оборачивались вспять, стоило отвести взгляд. Внутренняя топография Лесного замка и всегда-то отличалась эксцентричностью, если не сказать самодурством, а после возвращения утраченного южного крыла и Опрокинутого Собора стало только хуже. В плохие дни вообще считалось везением проснуться в той же комнате, в какой заснул. По крайней мере, к такому оправданию прибегали люди.

В старые времена Сенешаль или один из его людей показывал путь, следуя своему магическому инстинкту и тщательно выверенным картам, но в описываемый период Сенешаль не часто покидал свои апартаменты. Вместо этого он полагался на различные волшебные проводники, направляемые его волей, или на своих людей.

Хоку и Фишер достался яркий огонек, весело подпрыгивавший в воздухе перед ними, словно пламя без свечки. Ему надо было только сказать, куда ты хочешь попасть, и он отводил тебя туда. Вот так все просто. Но Фишер и слышать об этом не желала. Она восприняла неявку Сенешаля, как личное оскорбление, и потребовала у проводника велеть старику быстро приволочь сюда свою задницу. Последовала пауза, затем проводник голосом Сенешаля ответил:

– Вы не настолько важные персоны. На самом деле в такую рань никто таковой не является, кроме королевы. И, может быть, еще герцога. Я больше не вожу по замку лично. Я очень занят. Не беспокойте меня больше, а то велю проводнику устроить вам расширенную экскурсию по замковой канализации.