Но на аппаратуре работают люди. Никакая, даже самая надежная техника не может функционировать без участия человека. Человек может отремонтировать сложнейший аппарат, может испортить его, а может сделать его работу просто бессмысленной. Так шифровальщик, закодировав текст телеграммы полковника Чернышова, не уничтожил исходный образец, как того предписывала инструкция, а спрятал его в своем личном сейфе среди прочих документов. В тот же день он показал его представителю военной контрразведки майору Осипову. Осипов завербовал шифровальщика узла спецсвязи примерно месяц назад. Эту вербовку он отразил в своих документах, а сам факт вербовки доложил руководству, за что в свое время получил поощрение. Шифровальщик же был абсолютно уверен, что работает на благо российских вооруженных сил.

«Я все-таки был прав, доверять словам Акопа нельзя, – подумал Осипов, прочитав текст составленной Чернышовым телеграммы. – Посты радиоперехвата зафиксировали оба сеанса. И не просто зафиксировали, а записали их. А ведь связной утверждал, что перехватить сигнал его аппаратуры невозможно. Хорошо хотя бы то, что посты радиоперехвата пока не могут запеленговать работающий передатчик. Но Чернышов указывает на потребность в более совершенной аппаратуре. Да о чем я рассуждаю? Текст! Чернышов отправил в Москву записи обоих передач для расшифровки! – От этой мысли Осипову стало страшно, так как он лично составлял текст одного из перехваченных сообщений. – Что, если в ФСБ сумеют расшифровать сообщения? Их расшифровка будет равносильна провалу!» – с ужасом подумал Осипов.

Общавшийся с контрразведчиком шифровальщик не заметил даже тени охватившего Сергея Осипова страха. Внешне майор Осипов остался абсолютно спокоен. Он поблагодарил шифровальщика и вернул ему исходный бланк телеграммы. «Не надо торопиться. Все надо как следует взвесить, – думал Осипов, направляясь в свой кабинет. – Первая опасность – это текст перехваченных сообщений. Тексты уже переданы в Москву, и я ничего не могу с ними сделать. Остается надеяться только на стойкость шифра. Куратор из турецкой разведки убеждал меня, что шифр вполне надежен. Ладно, мне нужно всего несколько дней. Несколько дней до окончания операции. Будем надеяться, что куратор не подвел и шифр продержится хотя бы это время».

Запершись в своем кабинете, Сергей Осипов почувствовал себя намного спокойнее. Да и сами рассуждения убедили его, что он преувеличил опасность. Зная не понаслышке о работе информационно-аналитических подразделений органов безопасности, Осипов прекрасно понимал, что никто не будет биться над расшифровкой перехваченных сообщений в течение нескольких лет.

«Если шифр не удается расколоть сразу, криптографы относят его в разряд устойчивых и сразу же теряют к нему интерес. Расшифровкой еще могут заниматься несколько зацикленных на этом умников, но через пару месяцев бесплодных попыток охладевают даже они. Теперь сам передатчик. Если службе радиоперехвата удастся его запеленговать, это точно конец. Когда возьмут Акопа, он назовет всех, в том числе и меня. Акоп уже выдал меня прибывшим в Моздок диверсантам, выдаст и сотрудникам службы безопасности. Пожалуй, сейчас наибольшая опасность исходит именно от него. Но Акоп осуществляет связь с турецким разведцентром, следовательно, он пока нужен.

А диверсанты? – неожиданно подумал Осипов. – Ведь они тоже знают меня. Зато я ничего не знаю о них. Не знаю ни кто они, ни где скрываются. Правда, и Чернышов ничего не знает о диверсионной группе. Нет, разоблачения со стороны диверсантов ожидать не следует. Ведь после проведения акции они опять исчезнут. А вот в отношении Акопа нужно принять меры предосторожности. Этот канал связи становится слишком опасным».

* * *

В дверь кабинета осторожно постучали.

Осипов подошел к двери и открыл ее. На пороге стоял ефрейтор-водитель из автохозяйства воинской части.

– Чего тебе? – довольно грубо спросил Осипов.

– Товарищ майор, вы на разводе говорили о бдительности, о повышении внимания, о том, чтобы мы докладывали обо всех посторонних лицах, замеченных поблизости от части...

– Ну да, да, помню.

Он действительно выступал на утреннем разводе перед солдатами срочной службы. Командование части готовилось к предстоящему визиту премьера, хотя об этом и не объявлялось всему личному составу. Майор Осипов входил в число лиц, допущенных к этой информации, поэтому как представитель военной контрразведки призвал солдат к повышению бдительности. Правда, причины необходимости повышения бдительности им названы не были. В течение месяца о повышении бдительности с завидным постоянством говорилось, по крайней мере, каждую неделю, поэтому Осипов не предполагал, что его слова вызовут какую-то реакцию у солдат срочной службы. Тем неожиданнее стал для него визит военного водителя.

– Я тут, когда сегодня из города возвращался, у меня радиатор потек. Пришлось к речке свернуть, чтобы воды залить. А там за холмом, ближе к реке, палатка стоит и машина еще «ГАЗ-66» с какой-то установкой, – сообщил водитель.

– С какой установкой? – не понял Осипов. – С военной?

– Да нет, – махнул рукой водитель. – Не с военной. Строительная, наверное, установка, вроде бур у них там какой-то. В общем, я толком не разобрал. Далеко было, а близко подъезжать я побоялся, мало ли чего.

– Где, ты говоришь, это было? – уточнил Осипов.

– Как в город ехать, то за холмом, ближе к реке. От части километра три или четыре, – неуверенно ответил водитель.

– Три километра от части? Так чего ты панику поднял? Мало ли что за машина там остановилась. Может, водитель, как и ты, захотел воды набрать?

– Нет, – мотнул головой ефрейтор. – Я же говорю, там рядом с машиной еще и палатка.

Настойчивость ефрейтора из автохозяйства имела простое объяснение. У него, как и у других солдат того же призыва, уже истек срок службы. Но чтобы демобилизоваться в первую очередь, нужно было заслужить поощрение командира части. И ефрейтор рассчитывал, что сегодняшним проявлением бдительности сможет такое поощрение получить. Неважно, кем в действительности окажутся люди, поставившие палатку в трех километрах от части. Главное, что он их первым заметил и доложил.

Осипов недовольно вздохнул, так как понял, что сигнал ефрейтора из автохозяйства не удастся проигнорировать. «Когда командование части готовится к приему премьер-министра, когда принимаются беспрецедентные меры безопасности, представитель военной контрразведки должен реагировать на подобные сигналы».

– Зайди, покажешь на карте, где ты видел машину и палатку, – сказал он ефрейтору.

Выяснив у водителя, где тот видел палатку, Осипов отпустил его, а сам вызвал дежурную машину. Прежде чем спуститься к машине, Осипов вытащил из своего сейфа «АКСУ»[14]. Всем офицерам военной контрразведки, принимающим участие в антитеррористической операции в Чечне, кроме штатного пистолета Макарова, выдали и автоматическое оружие. Отправляясь на проверку подозрительной палатки, Осипов на всякий случай прихватил с собой автомат. «Черт его знает, кто может там оказаться. Вдруг и впрямь какие-нибудь боевики», – подумал он.