Что бы ни ожидало их в будущем, ничто не изменит того, что произошло между ними. Верити никогда не станет такой, какой была раньше. И Кайлмор тоже.

Когда-нибудь он все же уедет, чтобы занять по праву принадлежащее ему место в большом мире. Но никогда не освободится от нее.

Никогда.

День начался дождем, предоставляя идеальный предлог задержать герцога в постели. Верити обдумывала, какие невообразимые вещи она сможет проделать с его телом, когда они вернутся в ее комнату.

– Что это? – Он поднял руку и, перегнувшись через стол, начал перебирать ее пальцы.

Эти незначительные знаки их близости удивляли ее. Он всегда был страстным любовником, но она бы никогда не сказала, что он относится к людям, открыто проявлявшим свои чувства.

Он поднял глаза и взглянул на нее.

– Ты краснеешь, – с удовлетворением заметил он.

В этот день он особо проявлял свое самодовольство. Очевидно, она действительно плохо себя чувствовала, если находила это очаровательным, а не раздражающим ее.

Верити, улыбаясь, сделала глоток вина и внимательно оглядела комнату. Ее внимание привлек свирепо смотрящий на нее со стены олень.

– Знаете, – задумчиво сказала она, – эти украшения совсем здесь не к месту. Я никогда не представляла вас таким хвастливым охотником.

Кайлмор поставил бокал, вытер губы салфеткой и без всякого интереса посмотрел на траурные украшения.

– Это трофеи моего деда.

– Они не действуют на вас угнетающе, когда вы сюда приезжаете?

– Я не приезжаю. Я жил здесь с отцом, пока мне не исполнилось семь лет. С тех пор я сюда не возвращался. И если бы мне не потребовалось спрятать беспокойную любовницу, я бы сюда не вернулся. – На его лице появилось настороженное выражение, как обычно, когда она касалась его прошлого.

– Здесь неудобно, конечно, – равнодушно заметила она.

– Это чертова дыра, – коротко сказал он. – И я не хочу обсуждать это. Давай вернемся в постель.

Удивительно, как совпадали их мысли, она поставила свой бокал.

– Но мы встали всего лишь час назад.

Его черные брови недовольно сдвинулись.

– Это означает «нет»?

– Нет. – Затем, когда он еще больше нахмурился, добавила: – Это не «нет».

Он тихо рассмеялся, и этот низкий звук подействовал на нее как удар молнии.

– Не знаю, чем я заслужил тебя, – с чувством сказал он.

Она ответила ему таким же взглядом.

– И я не знаю. И не думайте, что вы всегда сможете пользоваться постелью, чтобы сбивать меня с толку.

– Почему же? У меня отлично получается.

Опять это самодовольство, черт бы его побрал. Он был так восхитительно доволен собой.

Но если он думал, что Верити забыла о своем любопытстве, то сильно ошибался. Прошлой ночью он заставил ее примириться с тем, что она сделала. В ответ на это ее любовь требовала избавить его от демонов. Если такое решение было вызвано чисто женской потребностью лучше узнать человека, которого она любила, пусть так и будет.

Что-то ужасное было похоронено в его прошлом. Он никогда не будет свободным, пока смело не оглянется назад.

Опираясь на его руку, она задумчиво вышла из гостиной.

Кайлмор, скрестив над головой руки, отдыхал и наблюдал за Верити. К его досаде она только что надела поверх изящно вышитой сорочки зеленое платье. Сорочка не скрывала прелести ее тела. А платье требовало от него, более богатого воображения.

Верити села за туалетный столик и начала расчесывать длинные блестящие волосы.

В ее теле ощущалась приятная боль, оставленная страстью, странное, незнакомое ей удовлетворение убаюкивало ее ум. День переходил в вечер. За окнами шел дождь, наполняя комнату холодным серым светом.

Хитрая улыбка появилась на пухлых губах Верити, когда в зеркале она поймала его взгляд. Она знала, что он не может насытиться ею, и чувствовала, себя колдуньей.

В ней была загадочная смесь искушенности и невинности. Последние несколько часов преобладала искушенность. Но на вершине наслаждения он заметил, как вспыхнули ее глаза, и этот взгляд проник прямо в его душу, которой, как он клялся, у него не было.

До сих пор.

Она смотрела на его отражение в зеркале все так же задумчиво, как и в гостиной.

Черт побери, она не забудет своих проклятых вопросов.

– Мистер Маклиш сказал, что мне нужно спросить вас об отце, – сказала она.

Вспышка гнева вывела Кайлмора из дремотного блаженства. Он рывком сел в постели и посмотрел на нее со всей надменностью, какую только сумел выразить.

– В самом деле?

– Да, – подтвердила она с удивительным спокойствием. – Он хочет, чтобы у меня создалось лучшее мнение о вас.

– Мне принесут его голову на блюде, – проворчал он.

Черт, Кайлмор не просто был в ярости, он чувствовал, что его предали. Хэмиш Маклиш был свидетелем всех его унижений в детстве.

– Он слишком полагается на старые обязательства, – заговорил герцог голосом Холодного Кайлмора, резким, отчетливым, ледяным. – Как и вы, мадам. – В зеркале он увидел, как свет померк в ее сияющих глазах.

– Да, ваша светлость, – равнодушно сказала она и снова занялась своими волосами.

Почтительное обращение уязвило его. Оно причиняло боль. Кайлмор вздохнул и поднялся с кровати. По выражению ее лица было ясно, что ему едва ли удастся заманить ее в постель в ближайшее время.

– Верити, позволь мне оставить свои тайны при себе. Это не тема для пустой болтовни, – сурово сказал он, натягивая бриджи.

Непонятно почему, но одежда казалась ему защитой от ее расспросов.

– Это была не пустая болтовня. От ваших драгоценных тайн вас преследуют кошмары. Когда вы кричите, вы зовете отца.

Резкими движениями, подчеркивавшими гнев, она начала скручивать густые черные волосы в узел. Кайлмор подошел и взял ее за руки. Несколько непослушных прядей беспорядочно падали на ее плечи.

– Довольно, Верити.

– Я пытаюсь привести волосы в порядок, – сердито ответила она.

– Волосы подождут. Или оставь их как есть. Мне больше нравятся распущенные.

Серые блестящие глаза смотрели на него с вызовом.

– Неужели мы не можем просто наслаждаться тем, что имеем? – Это была мольба. – Мы только что обрели друг друга. Не надо это портить.

Она недовольно нахмурила темные красивые брови.

– Сорайе платили за то, чтобы она делала то, что от нее требовали, ваша светлость. Боюсь, ваша следующая любовница оказалась женщиной с более независимой натурой.