От усадьбы Привольное, от его слесарных, деревообделочных, механических мастерских, кузницы, дома, фруктового сада, оранжереи, фонтана, китайской пагоды и пятисаженной египетской пирамиды не осталось ничего, но до сих пор есть в Лухе школа имени Бенардоса. Есть Лухский краеведческий музей, которому в восемьдесят первом году, в год столетия изобретения электросварки, было присвоено имя Николая Николаевича. На празднование столетия приехал в Лух президент Академии наук Александров, директор Киевского института электросварки академик Патон и космонавт Кубасов, первым применивший электродуговую сварку в космосе. Установили памятник Николаю Николаевичу и завели обычай устраивать ежегодные Бенардосовские чтения. Они и теперь есть. Только научных докладов, как сказала мне директор музея, теперь почти не делают. И вообще, ученые, инженеры-сварщики приезжают на них все реже. Мало у нас нынче инженеров-сварщиков. У нас и просто сварщиков не так чтобы… Приезжают в основном ученики средних и очень средних технических учебных заведений. Им бы обучиться сварочному делу, а уж потом за научные доклады браться. Да и Киевский институт электросварки имени Е. О. Патона теперь, хоть и ближнее зарубежье, а той помощи, что была от него раньше…

Признаться, и у лухских властей снега зимой не выпросишь. Уже который год должны перевести музей из крошечного пришедшего в негодность деревянного домика в каменное здание, а все никак не соберутся. Причина известная – денег нет. На весь переезд с ремонтом уже подобранного здания нужно полтора десятка миллионов рублей. Их нет и не будет. Зато нашлись двенадцать с половиной миллионов на постройку «смуровских бань», как их называют местные жители. Смуровские они потому, что построены по приказу главы местной администрации Смурова. Он до этого был в Лухе начальником милиции, а потом записался добровольцем в правящую партию, и тут ему, как говорится, карта-то и пошла. Стал он главой районной администрации. Известен он еще и тем, что после вступления в должность упразднил отдел культуры. Все же нынешние нравы не в пример мягче тех, что описал Салтыков-Щедрин. Ну сократил Смуров отдел культуры, но ведь гимназии-то, в отличие от глуповского градоначальника, не жег и наук не упразднял. Теперь о банях. На самом деле никакие это не бани, а что-то вроде макета деревянных крепостных ворот, которые возвели из бревен на древнем крепостном валу. Были ли они в древности на этом месте, были ли они именно такого вида, были ли они вообще – никому неизвестно. Ворота, кстати, так и не достроили, но в процессе подготовки к строительству спилили часть старых деревьев в городском парке и снесли памятник уроженцу Луха, герою Советского Союза Боброву. Памятник, правда, восстановили, но если бы двенадцать с половиной миллионов употребили на переезд музея в новое здание или просто разделили бы на три тысячи жителей поселка да раздали каждому, включая грудных младенцев, по четыре с лишним тысячи рублей…

Нельзя сказать, чтобы глава поселковой администрации совсем обделял музей и его директора своим вниманием. В прошлом году лично зашел справиться о делах и даже вручил премию Галине Ивановне в размере пятисот рублей. Она на эти деньги купила краски и что-то там подкрасила в музее. В этом году снова зашел и дал тысячу, и приказал ни в чем себе не отказывать.

Но хватит о Смурове. Лучше перейдем в зал музея, посвященный еще одному известному уроженцу здешних мест – Борису Николаевичу Малиновскому. Малиновский был главным конструктором одной из первых советских вычислительных машин «Днепр». Еще в конце пятидесятых годов. Еще тогда, когда мы могли не отстать и могли даже… И теперь смартфон назывался бы умнофоном, а ноутбук – блокноутом, а мышь так бы и называлась мышью.

Ну да что об этом вспоминать. Было и прошло. Осталось нам на память всего две таких машины – одна стоит в Политехническом музее в Москве, а вторая – в краеведческом музее Луха, в небольшой проходной комнате. В рабочем состоянии она занимала сорок квадратных метров, а теперь, на пенсии, от «Днепра» осталась едва половина. Не мигают его лампочки, не крутится катушка с магнитной лентой, не скачут нолики и единички из одного места программы в другое. Да и мы, если честно, тоже давно не скачем…[82]

На самом деле не все так плохо. Проходит в Лухе ежегодный всероссийский конкурс сварщиков. Приезжают мастера из самых разных областей. Умельцы сварили даже глобус Бенардоса с картой Лухского района и подарили музею множество забавных фигурок и композиций из металла. Все будет хорошо у маленького Луха. И отдел культуры в нем восстановят. Расточатся враги его и непременно восстановят. Нам бы только не забывать, что Лух у нас есть, что он – родина сварки, что он впадает в Лухский район, а Лухский район впадает в Ивановскую область, а Ивановская область…

И вот еще что. В Лухе есть предприятие под названием «Лухремтех». Как только я прочел это название, то сразу вспомнил, как проезжал в Ярославле мимо дома с вывеской «Ярбурвод». Держу пари, что эти названия разлучили в детстве. Они были братьями. Двоюродными, правда. Или даже сводными. У них была общая мачеха.

* * *

В том углу рынка, где торгуют котятами, щенками, живой птицей и поросятами, сидела женщина, продававшая трех белых, лохматых, точно южно-русские овчарки, кур. Покупатели, должно быть, еще не подошли, и женщина пила чай с огромной ватрушкой. Творог из нее она выскребала чайной ложкой и давала клевать курам. Глупые куры часто клевали мимо ложки. Женщина складывала губы трубочкой и вытягивала их к чайной ложке, чтобы подать курам пример. Получалось все равно не очень хорошо. Женщина облизывала с ложки остатки творога, снова наскребала ее полную и протягивала курам… Она их продаст, придет домой и потом месяц не сможет видеть этих ватрушек без слез.

* * *

Точно так же, как охота на зверя с легкими, низколетящими и звонколающими борзыми и неутомимыми гончими, с охотничьими рожками, легко продырявливающими своим звуком насквозь даже самый толстый заледеневший зимний воздух, с бешеной скачкой на разгоряченных лошадях по крестьянским полям и серебряными водочными стопками, украшенными затейливой резьбой, есть русская псовая охота – точно так же добыча многопудового осетра, сома или белуги со стремительными русалками, с пронзительными, почти ультразвуковыми свистками рыбаков, с яростным плеском могучих хвостов, с красной от рыбьей крови водой, есть русская рыбалка. О русской псовой охоте знают все, а о русской рыбалке не помнит уже никто. Между тем, история последней уходит в глубь веков и даже тысячелетий и ничуть не менее интересна, чем история псовой охоты.