– Я писала две записки. Наверное, вторую ты не прочитал. Она во внутреннем кармане твоего пиджака. С меня шампунь стекает в глаза! Семеныч, ты уснул?

– Нет, – он включил душ. – Зачем ты мне послала свои фотографии?

– Что?!

– Обнаженные.

– Я не посылала! – Она мигом развернулась к нему лицом, жмурясь и утирая ладонями глаза от попавшей в них мыльной воды.

– Посылала! Полчаса они падали в сообщениях неделю назад…

– О, – охнула Она, вспомнив. – Семеныч! Это давно было, я и забыла о них. Показала снимки подружке, и в это время телефон упал. Что-то, наверное, замкнуло, и они полетели к тебе. Маленький, это случайно произошло! Я вовсе не хотела тебя задеть. Я удалю их все.

– Повернись обратно, мне так неудобно, у тебя волосы длинные.

– Второй раз намыливай, – Она развернулась спиной к нему. – Так вот по какой причине было то отвратительное сообщение от тебя. А я не знала, что и думать…

Семеныч выдавил немного шампуня на ладонь. Бережно вмассировал в волосы. Она вдруг рассмеялась:

– Зато, теперь мы – квиты. Мне тоже пришлось полюбоваться на тебя. И у тебя более пикантно было. Все, споласкивай!

Семеныч направил струю воды, предварительно попробовав температуру воды.

– Но я… – проговорила Она. – Я не хочу, чтоб у тебя был кто-то еще. Пожалуйста. Мне противно. Я, конечно, могу простить. И я уже простила. Но я не хочу – это убивает меня. То есть, это убивает тебя во мне. Пока я есть, пусть не будет никого больше?

– Как хочешь, так и будет. У меня нет никого, и не было.

– Я видела!!!

– Фотографии? Это давно было. Даже и не со мной как будто. Потому что я исчезаю с твоим появлением, – спокойно ответил он. Семеныч думал, знает ли Она о глубоких царапинах на своей спине, безобразно распухших по краям. И есть ли они вообще, если волка видел только он? Сейчас в ванной комнате горел свет, пенилась и бурлила вода в джакузи – все пространство было стабильным и привычным. Очень не хотелось будоражить его скрытые стороны или возможности даже мыслями. Поэтому Семеныч, держа губку в руках, не знал, как обойти Ее спину, подозревая, что прикосновение предмета может причинить Ей боль. И спрашивать Ее о том, чувствует ли Она эти рубцы – не хотелось, чтобы не возвращаться к тому, что произошло час назад.

– Не, – Она выжала волосы и скрутила их в жгут. Замотала в узел на затылке. – Недавно было. С женщиной. Мне Ребенок прислал недвусмысленную фотографию с камеры видеонаблюдения. Там дата стояла.

– С кем? – удивился Семеныч, не понимая, что Она имеет в виду.

– Ты стоял по пояс раздетый. Это было в тот день, когда мы расстались. А вечером ты прислал мне поганое сообщение.

– Это было в магазине! Рубашку купил и надел ее сразу, – засмеялся он. – Та, что мы купили утром – была мне мала. Я в обед купил новую.

– Ты стоял раздетый у прилавка?!

– Не было примерочной. Да и я был зол на тебя, не до церемоний. Я не совсем понял, этот Ребенок пасет нас постоянно? Кстати он и про тебя говорил, что ты с ним.

– Я?!

– Но он мне показывал. Цветы покупал тебе. В кафе вы были вдвоем…

– Это да. Мы встречались несколько раз. Но по делу. Ой…

– Что?

– Толик тогда кинулся на Ребенка… – Она изложила подробности встречи. – И через полчаса, догадайся, какая машина на него наехала? Черная ауди. Мне так было неудобно. Толик после этого со мной не общается. Ребенка боится.

– Скорее всего, это совпадение, а Ребенок решил воспользоваться этим, чтобы напугать тебя. Понимаешь? Он, наверное, просто ненормальный.

– Ничего не совпадение. Толик видел его за рулем. Еще какой ненормальный. Ребенок говорил про какую-то сущность, вспомнила Она. – Что ему надо уничтожить одного из нас.

– А зачем Ребенок это делает?

– Не он, а сущность в нем! – воскликнула Она, вылезая из джакузи. Подала одно полотенце Семенычу, второе обернула вокруг себя. – Не знаю.

– Однако, – хмыкнул Семеныч. – Дело становится все запутаннее. Так обычно маньяки утверждают или сумасшедшие. То есть, не говорят, а считают, что это происходит на самом деле.

– Ребенок сказал так. В общем, я не знаю, верить или не принимать. Но для справки – такая информация существует…

Семеныч вытащил из пиджака сложенный вчетверо листок бумаги: «Я очень Тебя люблю».

Улыбнулся. Достал пачку фотографий из верхнего ящика прикроватной тумбочки.

– Думаешь, мне не ревниво было на такое смотреть? – обиженным тоном протянула Она, забираясь под одеяло.

– Думаю, ревниво, – согласился Семеныч. – Я тебе еще раз повторяю. С тех пор, как появилась ты, у меня не было ни одной женщины.

– Ты женат, – напомнила Она ему.

– У нас давно нет отношений, – ответил Ей Семеныч. – И ты замужем.

– Он не касался меня!!!

– Ладно, – Семеныч положил фотографии на блюдо, которое нашел среди немногочисленной посуды в шкафчике под телевизором. Отнес в ванную комнату и поджег.

– Надо пистолет выбросить, – закрывая дверь в ванную, сказал Семеныч.

– Нет, – не согласилась Она. – Он мне нужен.

– Зачем?

– Я не выброшу пистолет!!! – закричала Она, не желая ничего объяснять.

– Посадят тебя! Вдруг выстрелишь в кого. Нечаянно.

– Я аккуратно.

– Тебя из тюрьмы не буду ждать я, – шутливо пригрозил Семеныч. – И сухарей не передам.

– Там кормят. Не пропаду, – совершенно серьезно ответила Она. – Пистолет не выброшу. И попробуй только отними втихаря.

– Делай, что хочешь, – сдался Семеныч. – Упрямая, как кирпич.

– Сам такой, – Она отогнула одеяло и сняла с себя полотенце. Протянула ему: – Отнеси, пожалуйста. И потуши свой костер в ванной, сигнализация сработает.

Семеныч, вспомнив о Ее царапинах на спине, подумал: «Может, их продезинфицировать надо? Попросить у администратора йод или перекись? Сказать Ей, что у Нее со спиной, или Она знает?»

– А ты почему холодная была? – вспомнил он Ее поведение.

– Обижалась, – Она рассмеялась и повернулась, взбивая подушки. Семеныч увидел, что припухлось с полос на Ее спине сошла, и они невероятно быстро бледнеют. – Взял меня и бросил меня ни с того, ни с сего. Я же не знала о фотографиях. Думала, ты хоть извинишься. Объяснишься. И неделю молчал.

– Я тебя не бросал, – возразил Семеныч.

– Угу. Сам говорил неоднократно, что при каждой ссоре это делаешь.

– Это мысленно и ненадолго.

– Очень умно. Мне тяжело твои бойкоты переживать. Я хоронюсь заживо. Во рту, в глазах, в ушах, в легких – земля. Дышать даже трудно.