почернела, тени зазмеились, вытянулись, потянуло сквозняком.

Оторвавшись от занятия, Корза обернулся к окнам. Ладья-месяц приблизилась плотную и мигала, блеклая и холодная, будто чужое око.

— Недолго осталось ждать, Маша, — пробормотал Корза, точно успокаивая самого себя. — Челнок построил, лекарство нашел. Скоро в гости жди.

«…жду-у-у…», — выдохнул за оконцем ветер.

Месяц прикрылся облачком-веком. Веко моргнуло, являя козий зрачок. От неожиданности Корза едва не выронил реторту, но удержал и закрепил на треноге. Пальцы дрожали, и губы дрожали, и пот лился градом.

— Мария? — позвал.

Тишина обволакивала коконом, точно сам Корза вместе со всеми спал в санитарной капсуле и видел странные сны о городах там, внизу, о страшных богах и людовой соли в утробах.

— Маша…

Слово поглотили далекие, сиротливые выстрелы пищалей. Один, два… Больше не стреляли, и вновь — тишина.

— На кровь пришла, значит, — прохрипел Корза. — Сама?

Ветер сызнова дунул в дымоход, застонал, завыл, заметался, жадно облизывая огненными языками каменную глотку печи. Корза отодвинулся и оттер лоб рукавом.

— Не зря, выходит, затеял все это, — продолжил вслух. — Не зря искал, надеялся, мучился. Вот мукам и конец пришел. Исцелю и вас, и себя, и весь мир исцелю, дай только до неба добраться. Будет на Ирии новая жизнь, Маша, лучше прежней! Веришь?

«…ве-рю-у…» — провыл ветер.

Вспыхнуло и погасло пламя, погрузив горницу во тьму. Вскрикнув, Корза отпрянул, толкнув стол с лежащей на нем девкой. Жалобно звякнули склянки.

— Мария! — взвыл. — Огня!

Никто не пришел, никто не подал требуемое.

Чертыхаясь, нашарил спички, запалил лучину. В подрагивающем тусклом свете вырос у стены силуэт — черные кудри, пухлые губы, покатые плечи.

Стояла Маша, как живая, как была когда-то до Перелома: ни козлиных копыт, ни савана. Стояла, сложив на груди руки и смежив веки — спала. По бледной коже стекала серебристая роса.

— Верю, Хамизи, — шевельнулись губы, и от имени — настоящего, но забытого за давностью имени, — по спине Корзы рассыпались мураши. — Долго мы ждали. Сны снились жуткие, яркие. И теперь снятся. Пробудиться бы, да мочи нет.

— Все знаю, — прохрипел Корза. — Все помню, что обещал. И выполню. Видишь? — Поднял повыше реторту. Кровь окрасила раствор в бурый. — Спасение наше. Сделаю вакцину — и проснетесь здоровыми. Довольно на орбите, как щенок на привязи, крутиться.

— А люди как? — шепнула Мария.

Не пробудилась, только заворочались под сомкнутыми веками глазные яблоки.

— Этих? — выплюнул Корза зло, ощерился, точно пес. — Разве в новом мире есть место уродам? Сбросим, как балласт! Довольно с поганой Тмуторокани! Наступят новые лета, страшные лета, долгие лета на Ирии!

— Наступят, — повторила Мария.

— Будешь ли там любить меня по-прежнему? — спросил Корза.

— Буду. Люблю, — эхом отозвалась Мария.

— И я… всегда любил и буду любить тебя, Маша…

Выкатилась из-под ресниц Марии слеза и задрожала, застыв на щеке.

Защемило сердце.

Шагнув, Корза потянулся стереть слезу, дотронуться хотя бы теперь до влажной кожи. Тронул — а под рукою пусто. Пошла Мария зыбью, распалась на алые блики да синие сполохи, будто и не было.

Задохнувшись, Корза ударил кулаком в стену.

В груди болело, жгло. Сосала горькая пустота.

— Мария! — вскричал он и дико огляделся.

Никого — только тени, да сполохи, да спящая девка на столе.

Тишину раскололи новые выстрелы, крики, треск древесины и гул огня.

Вздрогнув, Корза метнулся к окну.

Огненная волна катилась там, где некогда высился частокол. На его фоне бестолково метались черные фигурки. Кто-то стрелял. Кто-то бежал со всех ног. Затрещали и пали головные ворота, подняв тучу пепла и трухи.

— Мария! Стража!

Корза метнулся к дверям.

Терем содрогался. Доски под ногами ходили ходуном.

Точно тени, скользили по горницам богатырши-полуденницы.

Соколы-огнеборцы неслись на вороных скакунах, отрываясь от земли и горгульями взмывая над Китежем.

— Предательство!

— Смерть!

— Беда пришла!

Доносились разрозненные крики.

На руках выносил тысяцкий обеспамятевшую княгиню.

Корза зарычал по-звериному.

Только не теперь!

Вернувшись в лабораторию, подпер дверь скамьей и принялся сдирать с челнока натянутую холстину.

— Собрался… куда?

Вкрадчивый голос заставил обернуться. Блиставицы выбелили лицо сидящего на окне княжича — обнаженного, заросшего, сверкающего желтыми очами. Между окровавленных губ сновало ядовитое жало.

— Вон! — взвизгнул Корза и потянулся за лазерной пищалью.

Княжич прыгнул.

Отросшие когти чиркнули у щеки.

Корза увернулся, задев локтем стол, и лазерная пищаль прыгнула и покатилась по доскам.

— Надобно чего? — Корза все еще пытался сохранить в голосе угрозу.

Княжич ухмыльнулся жабьим ртом.

— На небо… вернуть… как и хотел… самым быстрым… способом!

Метнулся снова.

Жало вонзилось в плечо.

Корза закричал. Свободной рукой ударил чудовище в грудь. Сеть блиставиц оплела княжича, он взвыл и отпрянул, выдернув жало.

Вскочив, Корза подобрал лазерную пищаль и пнул подпиравшую дверь скамью. Та опрокинулась, погребя корчащееся чудовище под собой. Корза бросился вон.

Мимо бежал ополоумевший люд.

Над головой пронесся, едва не подпалив волосы, огненный кнут полуденницы.

Копыто скакуна задело раненое плечо, и Корза, задыхаясь, повалился в пыль.

Везде, куда ни глянуть — огонь да выстрелы.

Везде — бегущие, прыгающие, ползущие твари.

Вот безногий навий, скатившись с частокола, вгрызается в череп какого-то мужика.

Вот поросшее иглами и тиной чудовище с хрустом переламывает огнеборцу шею и с жадностью припадает к бьющей фонтаном крови.

— Горе люду! Горе и смерть!

Вой и крики стояли над Китежем, сплетаясь в единый гул, от которого плыла земля и дрожали стены княжьего терема за спиною. Показалось — или взметнулись в толпе черные кудри?

— Мария!

Корза поднялся. Колени дрожали, уши точно обложило ватой.

Не глядя, пальнул из-за плеча в навалившуюся сзади тень, и навий рассыпался на груду костей и праха.

Оттолкнув кого-то, Корза похромал вдоль улиц, озираясь.

«Когда вернешься к своим… что будет тогда со мною?» — колотились в висках некогда сказанные Марией слова.

И надо бы оставить — да как оставить? И тосковать глупо, но ведь была горячая рука в его руке, и шнуры, по которым Корза сам пускал людову соль. А что будет, когда вернется на небо? Он сам пока не знал, но почему-то считал очень важным найти Марию — другую Марию, так убедительно притворяющуюся настоящей! — и только, встретив настоящую, успокоиться и забыть…

Потом, все потом.

Сейчас — огненная зыбь, мельтешащие чудовища, крики и вонь потрошенных тел.

Кто-то, похожий на ящера, клацнул зубастым ртом рядом с его лодыжкой: Корза пнул его сапогом и добил из лазерной пищали. Кто-то крылатый, со множеством глаз и ртов, спикировал с расколотого неба — Корза встретил его сетью блиставиц и оставил лежать, опутанного, подергивающегося от электрических разрядов, в грязи и пепле.

Третье чудовище