от тебя настрадалась. Вынесла такое, что, скажи мне кто-нибудь год-другой назад, что я смолчу, я бы плюнула ему в лицо. Ты бросил меня в кафетерии на произвол судьбы и укатил в прерии с какой-то странной особой, потому только, что тебя не удовлетворял мой английский. Я помирилась с тобой, потому что… как это говорят?.. коли надобен вор, его и с виселицы снимешь. Не могу я каждый день искать себе нового любовника. Но поскольку твоя низость не имеет предела, предупреждаю: это конец. Я скорее умру, чем вернусь к тебе после всего, что ты со мной сделал. И отдай мне мои стихи! Мне твое предисловие не нужно, душегуб!

И Минна плюнула прямо Герцу на рубашку. Герц стер плевок носовым платком.

– Незачем плеваться. Я еду к ней. Не оставлю ее умирать в одиночестве.

– Скатертью дорога! Пусть тебя там убьют! Будь проклят тот день, когда я впервые увидела твою мерзкую физиономию. Я пришла сюда с открытым сердцем. Даже подарок тебе принесла. Но ты окатил меня холодной водой. Негодяй!

– Минна, уйди.

– Вышвыриваешь меня? Я уйду и больше не вернусь. Если Броня вправду так больна, как ты говоришь, значит, ты ее убил. И зачем тебе пащенок на старости лет? Не успеешь ты его воспитать, времени недостанет.

– Я знаю.

– Если у нее лейкемия, ребенок опять-таки не может быть здоровым. Да-а, попал ты в переделку! Я прямо тону в этой мерзости. Дай сюда стихи!

Минна схватила гранки, принялась запихивать их в сумку. Герц встал.

– Забирай. Так или иначе, писать ты не умеешь! Нет у тебя ни капли таланта. И это правда.

– Что? Вчера ты говорил, что я лучше Бялика[47].

– Все, что ты пишешь, макулатура.

Минна покраснела, потом побледнела.

– Ты действительно так считаешь?

– Да, ты графоманка.

– Ладно, графоманка так графоманка. На кладбище все равны. Я не стану публиковать книгу. Пойду в типографию и скажу, чтобы рассыпали набор. Прощай, низкий обманщик. Я буду любить тебя до последнего вдоха.

Минна пошла к выходу, потом обернулась и сказала:

– Сейчас с тобой говорит не Минна, а мертвое тело. Погоди, я отдам тебе подарок.

– Какой подарок? Мне твои подарки не нужны, – сказал Герц.

– Нужны. Ты всю жизнь был шнорером и бабником, таким и останешься. Сперва тебя поддерживал Моррис, а ты отплатил ему тем, что спал с его женой. Теперь твой благодетель – Вейскатц. Как ты отплатишь ему? У него нет жены. Я купила тебе авторучку, чтобы ты мог описать в дневнике все свои грязные приключения. Встретимся в аду.

И Минна бросила на письменный стол узкую коробочку.

– Подожди. Не убегай. Обойдемся без сумасбродств.

– А что мне делать? Глотать твои оскорбления? По сути, ты уже убил меня. Если б ты ударил меня ножом в сердце, больнее бы не было.

– Не уходи, не уходи! Ведь все оттого, что ты мучаешь меня, ну что я могу поделать? Броня твердила, что не способна зачать. Так ей сказал доктор или черт его знает кто. Все вы лгуньи. А теперь она вдобавок больна. Я не могу бросить ее умирать, как собаку.

– Ничего лучше она не заслуживает. Ведет себя как прислуга из простонародья, которая беременностью пытается удержать мужчину. Это же чистый расчет. Наверняка Бесси Киммел насоветовала. Ты не только гнида, но еще и дурак. Я ухожу.

– Не уходи! Я слишком к тебе привязан. Все эти женщины ничего для меня не значат, лишь бы ты была со мной. Без тебя все вообще бессмысленно.

– Иначе говоря, я должна служить фоном для твоих других женщин? Великолепная перспектива! Как писательница я, по-твоему, никто, но как человек все же кой-чего стою. Графоманы – тоже люди, созданные по образу и подобию Божию. Никогда больше не напишу ни слова. Торжественно клянусь, прямо сейчас. Пойду домой и выброшу ручку. Если Моррис будет настаивать, что ему нужна писательница, пусть поищет себе другую.

– Довольно! Не впадай в истерику. У тебя есть талант.

– Тебе бы столько же покоя в могиле, сколько у меня таланта. Нет его у меня. Я всегда это знала, но нарочно себя обманывала. Человеку нужно что-то, ради чего стоит жить. Но теперь кот выскочил из мешка, не воротишь. Сегодня я потеряла все – и тебя, и мое сочинительство тоже. Недаром говорится: «Наг я вышел из чрева матери моей, наг и возвращусь».

– Не уходи! Я люблю тебя. Ты пишешь ничуть не хуже их литературных мэтров. Даже лучше. По крайней мере, ты искренна.

– Герц, не виляй языком, как собака хвостом. Даже у лжеца должен быть предел. Отныне я никогда не поверю ни единому твоему слову. Не стану верить в тебя, да и в себя тоже. Мне остается только умереть.

– Миннеле, заклинаю тебя всем святым, выслушай меня.

– Идиот! Что для меня свято? И что свято для тебя? Ты вообще не вправе произносить это слово. У тебя одна цель – завлечь женщин в беду, опутать сетью, где им остается лишь покончить с собой. Ты и меня сумел околдовать, поздравляю. Жертва лежит разбитая, и ты можешь напиться ее крови, как и положено вампиру. Прощай навсегда!

– Миннеле!

– Душегуб!

Минна вышла, хлопнув дверью так, что стекла задребезжали.

Некоторое время Герц сидел в тяжких раздумьях. Затем взял в руки коробочку, которую она оставила, достал большую автоматическую ручку. Повертел в пальцах, поискал марку изготовителя. «В эту ручку влезет целый океан чернил, – подумал он. – И разве она не права? Я душегуб».

Он повернулся к чемодану. «Что взять с собой? Что мне там делать? Напрасно я так говорил о ее писательстве. Это ведь все, что у нее есть. Люди живут лишь своими иллюзиями. Когда Моррис услышит об этом, он станет моим злейшим врагом. Ладно, всё против меня. Но правда в том, что без Минны моя жизнь теряет весь вкус. Нельзя было ее отпускать».

Герц подошел к окну, посмотрел вниз. Может, она ждет на улице? Но нет, ее там не видно.

Зазвонил телефон. Может быть, Минна? Что-то внутри Герца затрепетало. Но звонила Мирьям.

– Герц, вам пришло письмо из Блэк-Ривер. От профессора Артура Уиттекера.

– Чего он хочет?

– По всей видимости, они все-таки готовы учредить кафедру по исследованию человека. Это копия письма, направленного Бернарду Вейскатцу. Им явно нужны его деньги.

– Мирьям, в Блэк-Ривер я не поеду, и никаких кафедр мне не требуется. Исследовать тут нечего. Мы все – дети Каина и должны разделить его судьбу и его печать.

– Послушайте! Что случилось? Письмо длинное.