Да и вообще, осмелюсь утверждать, офицеры царской армии, большая их часть, даже не были военными людьми, а уж тем более командирами. Форму они носить умели, щеголевато каблуками щелкали, даже на карте речку от болота отличали, но это их военными и командирами не делало.

Вот офицеры германской армии военными и командирами были. Они даже не подготовкой от русских офицеров отличались, подготовка — это ерунда еще.

В первой главе я писал об отце Климента Ефремовича, который больше 10 лет прослужил в армии, но вернулся домой совершенно неграмотным. Я там высказал удивление по поводу морального облика командиров Ефрема Андреевича, которым было абсолютно плевать на грамотность солдат.

Германские офицеры командовали грамотным войском, у них солдаты поголовно грамотными были. Поэтому германские офицеры были командирами.

А в русской армии даже в 1914 году половина личного состава низших чинов расписывалась крестиком. И офицерам на это было наплевать. Назовите хоть одну войсковую часть, хоть одного русского военачальника, который в армии обучал солдат грамоте. Сможете? Вот то-то и оно. Русскому офицерству было абсолютно безразлично — грамотное у него войско или нет. Если офицеру безразлично, может его солдат самостоятельно уставы и карты читать или не может, то он не офицер и не командир, он дрессировщик.

Вот Климент Ефремович Ворошилов был прирожденным военным и командиром. У бойцов он пользовался не популярностью и не авторитетом. «За любимым наркомом…» — это даже в песни перешло, Ворошилова в армии бойцы любили. Пожалуй, после Суворова это первый такой полководец был у русских. Но Суворов во многом, как сегодня говорят, популист, а Климент Ефремович даже в мыслях не держал этого принципа. Никто не вспоминает его сюсюканье с солдатами, панибратство и другие ппучкидрючки, с помощью которых можно к себе ложно-теплое отношение у подчиненных вызвать. Вспоминают его железную руку, строгость.

Когда в 1921 году началась демобилизация в армии, то Владимир Ильич говорил, что демобилизованные солдаты, испытывавшие трудности с устройством в мирной жизни, дали прирост бандитизма. Только это демобилизованных буденовцев не касалось. Они в мирной жизни были на вес золота. Они в неграмотной стране были нарасхват. Потому что неграмотных в Первой Конной не было!

Настоящему военному, а не чучелу, украшенному аксельбантами, К.Е. Ворошилову неграмотные под его командованием были не нужны. Поэтому в его армии обучение грамоте приравнивалось к боевой подготовке. И шло постоянно, вне зависимости от того, находится армия на отдыхе или ведет боевые действия. Занятия шли даже во время маршей. Неграмотных собирали в отдельные колонны, выставляли плакаты с буквами и бойцы хором их заучивали.

Командира, которые так командует, что солдаты у него… Если буденовец знает, что отслужив он приедет грамотным в свое село, в котором читать-писать умеет только поп, то как он будет относиться к своему командиру?

Хотя, конечно, это только один аспект деятельности Ворошилова, как члена РВС армии.

Но то, что он придавал образованию личного состава важнейшее значение, характеризует его как настоящего военного и командира.

Впрочем, он не один такой был в Красной армии. В войсках под командованием М.В. Фрунзе этот принцип тоже соблюдался. Они вообще друг на друга были очень многим похожи, как две одинаковые шестеренки друг к другу подходили.

А настоящий военный — это человек инициативный, творческий, а не то, к чему мы давно привыкли. Консерватизм и косность смертельны для военного дела.

Именно потому, что друг Климента Ефремовича, Фрунзе, был военным, в 1922 году в журнале «Армия и революция» вышла его статья «Единая военная доктрина и Красная армия»…

Конечно, Михаил Васильевич статью писал только потому, что революция и Советская Республика были делом его жизни, а не из карьеристских соображений. Оборона своей Советской Родины в этом деле имела значение первостепенное. Поэтому Фрунзе армией жил, он за нее переживал и напряженно думал, какой она должна быть, чтобы смогла защитить революцию. Он военного образования не имел, конечно, такой бумажки, как у С.С. Каменева, в которой написано, что прослушан курс Академии Генштаба, у Фрунзе не было. Но почему не Каменев, не Егоров, не Лебедев, не Петин, а штатский Фрунзе озаботился военной доктриной и основные ее положения сформулировал?

А еще «замечательно», что создаваться Красная армия началась в 1918 году, но первые намётки по разработке военной доктрины появились только через 4 года. Конечно, тем же Фрунзе и Ворошилову, Егорову и Тухачевскому было не до теоретических разработок, война шла, они войсками командовали. Все по-разному, но командовали. Но 8 мая 1918 года был образован Всероссийский главный штаб (Всероглавштаб), отдельная структура от Полевого штаба Республики, который ведал боевыми операциями. Объединены штабы были в 1921 году. В структуре этого штаба была и Академия Генштаба. Так Академия Генштаба — научно-образовательное учреждение. Правильно же?

И что там за ученые были, в этой Академии, если им не пришло в голову, что в возникшем новом государстве, принципиально новом государстве, нужно строить принципиально новую армию, на принципиально новых принципах? И не когда-нибудь это нужно делать, не после победы над всеми супостатами, а немедленно, никто не мог гарантировать продолжительность мирной передышки. Но для того, чтобы разработать эти принципы, нужно проделать огромную по масштабу научно-исследовательскую работу. И заняться этим должны были профессиональные военные-ученые. Генштабисты. Научно-исследовательская работа, направленная на изучение опыта революционных армий, опыта нашей Гражданской войны, выработка идей, необходимых для военного строительства — это было главным в работе Академии Генштаба тех лет. А высшее командование РККА обязано было эту работу организовать, направлять и контролировать.

Но пока не появилась в печати статья Михаила Васильевича Фрунзе, никто даже не чесался. Мои многочисленные оскорбительные эпитеты в адрес военспецов, русских офицеров, стадо которых получила в наследство от Троцкого Рабоче-крестьянская Красная армия могут, показаться безосновательными. Тем более, что в наше время отчетливо слышны голоса, что переход на сторону Советской Республики половины того офицерского корпуса помог победить Антанту и их марионеток в лице второй половины этого корпуса. Да что там наше время! Кинофильм «Офицеры» снят в 1971 году! Это же в этом фильме военспец учит молодых командиров: «Есть такая профессия — Родину защищать». Еще один культовый фильм «Красная площадь» снят даже годом раньше — в 1970 году. Там военспец — один из главных героев. Показан с максимальной симпатией. Через год после смерти Климента Ефремовича брежневская пропаганда начала особо активную деятельность по возвеличиванию этого образа — офицера-военспеца. Закономерно, что потом новорусская пропаганда причины наших неудач в начале Великой Отечественной войны стала представлять следствием репрессий в отношении этих военных кадров.

Но эти кадры военными не были. Их как угодно можно было называть, только никакого отношения они к военным не имели. Военный — человек войны. Он живет войной, а когда войны еще нет — подготовкой к войне. Наверно, самые красноречивые портреты этой категории граждан, притворявшихся военными, оставил в своих воспоминаниях Михаил Дмитриевич Бонч-Бруевич, известный «советский генерал» и брат ближайшего соратника Ленина. Во время германской войны Михаил Дмитриевич занимал должность начальника штаба Северо-Западного фронта, т.е. относился к высшему кругу военачальников царской армии. Был известен настолько жестким и непримиримым к подлецам на службе характером, к интригам близкой ко двору царя камарильи, что удостоился ненависти самой императрицы, которая буквально забрасывала своего мужа письмами с требованиями изгнать этого генерала из армии. Он бы и выгнал Бонч-Бруевича, но кто бы тогда с немцами воевал? Профессионализм генерала оберегал его от последствий царственной ненависти. Это был военный. Поэтому он принял Октябрьскую революцию и пользовался доверием солдат. Я писал, что главное, что характеризовало царское офицерство, как тупых скотов, это то, что во время тяжелейшей войны оно сумело вызвать к себе лютую ненависть со стороны своих солдат. Бонч-Бруевич резко выделялся из этой массы тем, что ему солдаты доверяли, несмотря на то, что он никогда не использовал в общении с ними демагогических и популистских приемов, которыми пользовался Лавр Корнилов.