– Или вы предпочитаете, чтобы вас допросил представитель полиции, миссис Пич? Я могу его прислать. Инспектор Валентин Роуз – мой близкий друг. Слышали о таком?

– Прячь подсвечники! – отзывается попугай.

Выражение лица миссис Пич не меняется, только кончик носа начинает краснеть, что не скрывает даже густой слой пудры.

– В этом нет необходимости, миссис Дивайн. – Домовладелица раздраженно разглаживает свои юбки. – Две мои постоянные жилицы – мисс Фиггс и мисс Флэш. Обе – дочери священников, гувернантки. В настоящее время ищут работу.

– О да, конечно…

– И еще время от времени здесь останавливается мисс Виндзор…

– Пират колченогий!

Нос миссис Пич разгорается ярче.

– Весьма почтенная дама, аккуратная и очень приятная.

Попугай насмешливо фыркает.

– Случаем, мисс Виндзор не хромает? Не имеет привычки употреблять крепкие словечки? – подсказывает Брайди.

Миссис Пич едва заметно кивает.

– ГРЯЗНАЯ ШЛЮХА! ДЕШЕВАЯ ПОТАСКУХА! – кричит птица. – ЛАХУДРА ВОНЮЧАЯ!

Миссис Пич усмиряет попугая убийственным взглядом. Тот роняет голову, переступая с лапы на лапу.

– Мадам, когда вы последний раз видели мисс Виндзор? – спрашивает Брайди.

– Несколько недель назад, – резким тоном отвечает миссис Пич. – Может, несколько месяцев.

– Вам известно, где мисс Виндзор сейчас?

Миссис Пич чуть не проглатывает свои вставные зубы.

– Местонахождение мисс Виндзор – не моего ума дело, мадам!

Брайди дожидается, когда подбородок миссис Пич перестает трястись, и задает новый вопрос:

– Мисс Виндзор кто-нибудь навещал?

– Оборванец, – докладывает попугай. – Голубец набитый!

Нарисованные дуги бровей миссис Пич меняют конфигурацию, выражая шок и негодование.

– Мой гостевой дом – приличное заведение, миссис Дивайн!

– Покажи-ка панталоны! – свистит попугай.

– С соблюдением всех правил приличия, разумеется, – добавляет Брайди.

Теперь миссис Пич каждой черточкой своего лица выражает крайнее недовольство.

– Я, право, не могу сказать. У вас ко мне остались еще какие-то вопросы, миссис Дивайн?

– С вашего позволения, мне хотелось бы посмотреть комнату мисс Виндзор.

Попугай расхаживает по жердочке, воинственно задирая голову, как петух.

– Шутишь?

– Мисс Виндзор вряд ли понравится, что…

Брайди смотрит домовладелице прямо в лицо.

– Мадам, мисс Виндзор вряд ли сюда вернется.

– В тюрьму! – выкрикивает попугай. – В тюрьму ее!

Миссис Пич плотно сжимает губы, сдвигает брови в единую линую.

– Пока, пока, Нэнси-лапочка! – с ликованием напевает попугай.

* * *

В сопровождении служанки миссис Пич Брайди поднимается в комнату на чердаке, где мисс Виндзор иногда останавливалась. Она пытается втянуть девочку в разговор, но та тут же убегает вниз.

Чердачная комната мисс Виндзор обставлена скудно. В крашеные стропила впитался запах копченой селедки, что едят на завтрак.

При осмотре комнаты не обнаружено ничего, кроме мясного пирога (несвежего), банки с горчицей и отмычки, которую Брайди убирает к себе в карман.

– Значит, эту комнату вверх дном не переворачивали. Впрочем, что тут переворачивать, даже если сумеешь проскользнуть мимо миссис Пич?

– Где же они? – Руби стоит у окна, наблюдая, как две кошки гоняются друг за другом по подогнанным почти вплотную соседним крышам более низких домов.

– Кто?

– Миссис Бибби и доктор. Они в сговоре. Это их рук дело.

– Похоже, что так.

– Ребенок еще у них?

– Возможно. – Брайди ищет тайник под половицами, но те все крепко приколочены. – Думаю, они залегли на дно, ждут покупателя. Или ударились в бега со страху.

– Боятся, что их поймают? Так ведь полиция их не разыскивает.

– Возможно, скрываются от конкурентов. – Брайди поворачивается к камину, осматривает дымоход, ворошит золу в топке. И вытаскивает какой-то полуобгоревший предмет.

В ее ладони окурок сигары.

– «Гусарская смесь»? – предполагает Руби.

Брайди кивает.

– Викарий Кридж везде поспевает.

Май 1843 года

Брайди с головой залезла в живую изгородь, наблюдая за гнездящейся птицей. Там жил крапивник, а ей нравились эти крошечные пернатые создания. Только на самом деле она не птичкой любовалась, а предавалась размышлениям. Помимо этого занятия, она бегала по поручениям миссис Донси, по несколько часов не появляясь в Олбери-Холле, и, разумеется, была этому только рада. В помещениях для прислуги царило уныние. Гидеона за какой-то проступок временно отчислили из колледжа, и на этот раз возвращаться он не собирался. Среди слуг ходили разговоры о том, чтобы оставить Олбери-Холл и искать другую работу. Даже миссис Донси приглядела для себя новое местечко – один прибрежный трактир, где она подавала бы пиво и жаркое и была бы королевой в своем собственном маленьком королевстве.

Крапивник давно улетел, а Брайди, все еще головой утопая в живой изгороди, продолжала размышлять. Правда, обдумывала она не столько саму эту новость о Гидеоне, сколько реакцию на нее своей новой подруги. Элайзе, казалось, было все равно.

После той встречи с Гидеоном в конюшне она изменилась. Была подавлена, рассеянна, часто где-то скрывалась. Эдгар, как всегда, семенил за матерью, тянул к ней ручки, цеплялся за юбки. Но Элайза просто смотрела на малыша, словно пыталась вспомнить, кто он такой, и лишь потом устало брала сына на руки.

Если Элайза и знала, что это Брайди пряталась тогда в сенном амбаре, она ей ничего не говорила. И сама Брайди тоже молчала, хотя несколько раз порывалась ей о том рассказать – в немалой степени из страха перед местью Гидеона. Но потом она рассудила: разве Элайза сумеет защитить ее, если она не способна защитить саму себя? Брайди не совсем понимала, что произошло между ними в тот день на конюшне, но она видела, что Элайза напугана. Страх сквозил в ее голосе, страхом отзывались ее быстрые шаги.

И вот, пока Брайди думала об источнике всех зол – о Гидеоне, – она услышала, что по дороге едет коляска. Услышала она прежде, чем увидела, ведь голова ее находилась в кустах.

Если бы Брайди догадывалась, кто к ней приближается, она бы нырнула в живую изгородь.

Зря она вовремя не вспомнила совет старика Гана Мерфи: не думай о плохом, если не хочешь, чтобы это плохое тебя настигло.