– Будь она проклята, Земля! – и блеск циничных глаз Майкла, словно фосфорический взгляд озлобленного черта, вдруг вспыхнул над лесом. – Твоя и моя будет скоро свидетель шикарной цивилизация планета Одиссея. Уберем родник, и Земля сама очистится от этой интеллектуальный «ка-ка». А потом мы уговорим инопланетян взять и твоя, и моя, и Джоконда в свой планета. Читай письмо и думай, как уничтожить родник.

Иван бессмысленными глазами смотрел на возбужденное лицо Майкла и, конечно, ничего не понимая в бизнесе, не понимал и многих его слов. Он только где-то в глубине души чувствовал, что все бескорыстные люди, создающие на Земле духовную жизнь и дающие ее многим поколениям, оказались в полном дерьме.

«А потеря связи человеческих душ с космосом, – размышлял он, – еще больше перечеркнет все достижения не только Античных, золотых и серебряных культур, но и лишит людей разума. И, конечно, животный интеллект не будет двигать науку и культуру дальше». И еще Иван Петрович ясно осознавал, что теперь от него зависит не только его личная жизнь и судьба Веры, но и судьба всей планеты. Он удивленными, почти обалдевшими от ужаса глазами смотрел на заплаканное лицо Веры, потом неожиданно выругался и попросил читать письмо дальше.

«Время для уничтожения родника, связанного с подлунной орбитой, пришло, – продолжила чтение Вера. – Мы несем ответственность за опасное влияние людей Земли на орбиту человеческих душ не только около Луны, но и во всем космосе. Поэтому, Иван Петрович, поторопитесь. Если пиротехнических средств и взрывного материала будет недостаточно, постарайтесь соединить или каким-то образом перемешать остатки родниковой воды с жидкостью рек и черных дыр северных болот. Связь с вами осуществляем уже оговоренным способом. В ночь самой ущербной луны вы разжигаете три ольховых костра. Благодаря этим кострам мы уже знаем, где находится родник земной жизни, то есть ее ось, и, как только вы уничтожите земную ось, сразу, в ночь ущербной луны, разжигайте четвертый еловый костер, самый дымный, и ждите нашего появления. Мы прилетим на третьи сутки. В первую ущербную ночь вы должны увидеть только летающие тарелки наших биороботов. На вторые сутки мы будем изучать местность для благополучного приземления нашего космоплана. А на третьи сутки ждите нас во главе с командующим полетом генералом Виссарионом Крузом. Постарайтесь уничтожить родник полностью. В противном случае этим придется заняться нам, а это чревато последствиями. Дело в том, что о нашем прилете на Землю не должны знать воздушные силовики не только России, но и других стран. На этом мы заканчиваем послание и ждем встречи у родника. Еще раз благодарим за активную помощь нашей планете и ее галактике. Передаем глубокое искреннее уважение от всего единого правительства Одиссеи. До встречи».

Дочитав послание, Вера сунула письмо под золотисто-серебряную безрукавку к самому сердцу и, не помня себя, бросилась обнимать Ивана.

– Ваня, я знала, что ты принесешь мне счастье. Но я не думала, что это наступит так скоро, так неожиданно! Ну что ты как деревянный?! Надо радоваться и благодарить Бога, что ты будешь уважаемым человеком, да еще космонавтом такой цивилизованной планеты. Миленький мой! Ненаглядный мой, ты моя улетающая в поднебесье ласточка… – Она почти механически стала раздевать Ивана и, заметив любопытный взгляд Майкла, сидевшего по другую сторону костра, набросилась на него, как львица. – Уйди отсюда, лысое пугало! Прочь от костра вместе со своим баблом.

Майкл опешил. Он хотел что-то сказать, но Вера, словно рассвирепевшая лесная кошка, схватила первую попавшуюся головешку и, зашипев вместе с ней, бросила в Майкла.

– Майкл, извини, нам поговорить надо… Иди к спецназовцу, организуй свой костер и не обижайся. Нам необходимо поговорить, – тихо сказал Иван, успокаивая Веру, и, чувствуя невероятную дрожь и какую-то необъяснимо сладкую и почти девственную негу, начал сам раздеваться и помогать ей как можно ближе и скорее ощутить взаимное прикосновение обнаженных тел.

– Я с тобой, Ваня. В любом брусничном суземье, на любой планете, я с тобой, – тихо шептала она.

– Но ведь ты будешь в гареме?! – неожиданно сорвалось с его губ.

– Ты мой гарем, – продолжала шептать она в ответ, лаская его грудь. – Ты мой самый светлый, самый сильный, самый непредсказуемый и самый нежный гарем. Я хочу быть в нем, почувствовать его божественный офис, его драйв, его живительную энергию. – Она бросила золотисто-серебряную рубашку Ивана прямо в мох и, повалив на нее своего милого, припала к его обветренным губам. Вера с нетерпением ждала, когда он окажется в ней.

И когда это случилось, она вдруг подняла свои тонкие, как ветки лозы, руки и, цепляясь гибкими пальцами за болотный багульник, запела свою любимую песню:

– Ваня, я хочу быть брусничным цветком твоего космического суземья! – вдруг громко, словно сорвавшись с цепи, закричала она. – Я хочу, как плакучая ива, качаться над лесами и болотами и с превеликой радостью ждать прилета твоих небесных пришельцев. Теперь я свободная, ни от кого не зависящая, женщина. И только любовь может сдерживать меня. – Она еще крепче обвила своими тонкими чувствительными бедрами его длинные, гудящие от усталости ноги и не отпускала их до самых ярких солнечных лучей.

Конечно, если б не Вера Лешукова, не ее бескорыстная неудержимая любовь, перевернувшая в сознании Ивана и без того надломленный взгляд на существующий мир, то он бы не дожил до утра, настолько его потрясло дерзкое предложение инопланетян. Но ее горящие, до боли открытые глаза и неустанные, как пальцы профессионального массажиста, губы спасали Ивана от кошмарных ассоциаций и жутких снов. И все-таки между ее чувственными ласками и сердечными состраданиями Иван куда-то проваливался, и кошмарные видения одолевали его. Ему снились люди, которым с самого рождения было отказано иметь душу, потому что орбита человеческих душ потеряла связь с Землей. И перед его глазами возникали толпы опустошенных, никому не нужных людей, которые куда-то торопились и делали вид, что они очень умные и нужны не только России, но и новой власти, и что без их насущного бизнеса рухнет любое государство. Но они, к великому ужасу, еще не знали, что душ у них нет. И рано или поздно самое многочисленное общество или государство, организованное ими, все равно должно было развалиться. И самое страшное – они, в конце концов, будут, как животные, есть друг друга и терять человеческую суть. Ему снились политики в роскошных дворцах, напичканных новыми технологиями, и в богатых офисах, со статусом неприкосновенности и выдуманного ими виртуального мира. Они произносили речи, одна другой лучше, но, прислушавшись к их голосам, похожим на звон железа, он вздрагивал, словно в лихорадке, лоб его покрывался обильным потом, волосы на голове начинали топорщиться и шевелиться. «Боже мой! – кричал он во сне. – У них тоже нет души!»

– Но у тебя-то есть, Ванечка, есть, – отвечала ему Вера, чувствуя, что он бредит, и как можно крепче прижимала его к своей взволнованной груди. – Что с ними поделаешь, с этими заблудшими человекообразными. Пусть солнце и звезды разбираются в этом. А ты, Ванечка, готовь себя к другой, более духовной, творческой жизни… К работе космического следопыта. Неси Вселенной свет, радость.