– Вы работаете?

– Учусь.

Она решила ничего больше о себе не говорить.

– Но у меня есть свой небольшой доход. Я понимаю, что опозорила семью. Что мне теперь делать?

– Возвращайтесь домой и попытайтесь побольше отдыхать. Выход всегда найдется. В вас зародилась новая жизнь. Не что-то гибельное. Хотя с вами случилось нечто неожиданное и неприятное, но вы приведете в мир нового человека. Воспитывать ребенка в одиночку очень сложно. Требуются деньги, поддержка и понимание окружающих. Ребенок нуждается в любящих родителях. Уверены, что вы сможете обеспечить ему все это? Достаточно ли вы сильны, чтобы вынести будущий позор, который упадет не только на вас, но и на всю семью, и повредит положению в обществе?

Мадди больше не желала ничего слышать.

– Сколько я вам должна?

– Медсестра в приемной все подсчитает. Идите домой, отдохните и молитесь, чтобы Господь направил вас на верный путь. При следующем визите мы договоримся о вашей жизни в приюте.

Мадди, спотыкаясь, вышла в серый зимний день. Ветер проникал под твидовый жакет и леденил ноги. После докторского осмотра у нее все болело. Мадди шла и смахивала слезы. Как во сне она добралась до автобусной остановки и прижала ладонь к колотившемуся сердцу. Автобусы шли мимо, но она ничего не видела.

Беременна, одинока… Эти слова колокольным звоном гудели в голове. Все это время она ничего не замечала… или не хотела замечать? Видела же она голубой пакет прокладок, месяцами лежавший в глубине ящика комода! Но отказывалась задуматься над тем, что все это означает.

Возвращение домой было самым тоскливым в ее жизни. Еще хуже, чем во время налета! И она сама во всем виновата.

Она плелась по холму, свернула к белому оштукатуренному дому на Арнклифф-роуд, прошагала по коричневому коридору и лестнице с медными стержнями, придерживавшими пятнистую зеленую ковровую дорожку, не забыла снять обувь, как гласили правила мисс Ффрост, и поднялась еще выше на два пролета на чердак. Подошла к комоду, проверить, все ли еще лежат там прокладки, и, выхватив их, с отвращением отбросила на другой конец комнаты. Как она могла быть настолько слепа?

Глядя на себя в зеркало, она поворачивалась то одним, то другим боком. Все еще стройная, хотя талия располнела. Конечно, под длинным кардиганом и джемпером ничего не заметно, но она знала, что нынешнее состояние навеки изменило ее.

В ней зародилась новая жизнь, и когда-нибудь этот малыш вырастет до таких размеров, что весь мир узнает о ее преступлении. Ей грозит исключение из колледжа, она станет притчей во языцех в Сауэртуайте, и у бабушки случится удар. Чем она лучше бедной Юнис Биллингем и Энид Картрайт? Им пришлось стать центром скандала, и вот теперь ее очередь.

Мадди скрючилась на постели, натянув на голову все одеяла. Она может продержаться еще немного, не выставлять напоказ свой позор еще несколько недель. Придется делать вид, будто ничего не случилось, учиться, молчать и надеяться, что, когда придет время, у нее хватит мужества вынести все это.

Свернувшись клубочком, она укрывалась от жестокого мира. И больше ни о чем не хотела думать. Она пошла к доктору за таблетками. А эта таблетка была слишком горькой, да и глотать ее придется одной.

Но тут она вспомнила одно изречение в ее альбоме, написанное рукой Грейс Баттерсби. Под изображением радуги над темными тучами вьются слова: «Все проходит, пройдет и это».

Но сейчас она не могла с этим согласиться. Как только ребенок родится, он будет с ней и навсегда останется в ее жизни.

Мадди заплакала и покрепче обняла себя, ожидая, пока сон ее одолеет.

Плам смотрела в огонь: еще одна невыносимо холодная зима в Сауэртуайте. Жить в Бруклин-Холле – все равно, что в морозилке. Плезанс Белфилд тоже любила тепло, но никакие камины не могли согреть огромные комнаты. Сама она отказывалась сидеть у газовой плиты на кухне. Это ниже ее достоинства. По ее мнению, достаточно плохо иметь одну приходящую домработницу, а не постоянно живущих в доме слуг.

Грейс Баттерсби освещала этот дом жизнерадостной улыбкой, совсем как хостел для эвакуированных несколько лет тому назад.

Мадди не приезжала с тех пор, как в Лидсе испортилась погода. Она готовилась к экзаменам и проверке на скорость печатания. Глория сказала, что они встретились на ступеньках мэрии и ходили на ланч. Но ни у кого не было интересных новостей, и говорить было не о чем.

Джерри тоже не приезжал, но хотя бы писал матери. Он нашел должность в городском банке, но не упоминал о любовнице, чтобы не расстраивать Плезанс. Обещал осенью приехать и поохотиться. Плам считала, что он таким образом старается показать, что дела идут нормально. И при этом был доволен настоящим положением вещей и по-прежнему не желал развода.

Да и Плам, по правде говоря, откладывала свидание со своим адвокатом. Вот-вот должен был появиться новый выводок щенят. И нужно было объезжать лошадей.

Все вели себя так, словно сцены на Рождество не было, но отношения между Плам и Плезанс еще более испортились, и вовсе не из-за морозов.

Это место было слишком большим, слишком пустым, слишком холодным и грустным. Его следовало бы продать. Только кто захочет жить в этом сарае? Разве что превратить его в отель или центр реабилитации для старых шахтеров с больными легкими. Еще из него выйдет хорошая школа с игровыми площадками. Шумные дети вдохнут в дом новую жизнь. Дому нужны дети, а не старики.

Плам увидела, с каким трудом Плезанс спускается по лестнице, цепляясь за перила. Как она состарилась за последние несколько месяцев!

Ее лицо осунулось, а губы вытянулись в тонкую ниточку. Она, разумеется, винила Плам в том, что та оказалась плохой женой.

– Тебе следовало поехать в Лондон, а не заниматься этим чертовым хостелом. Следовало все выяснить и уладить. Джерри нуждается в твердой руке. Не понимаю! Что подумают люди, когда все узнают? – ныла она, как ребенок, у которого отняли конфету.

– О, матушка, какое это имеет значение! Не мы первые проходим через все это! Джеральд – сам себе хозяин. Я всегда была для него лишь маленькой сельской женушкой, которую можно легко заменить любовницей. Мы давно стали чужими. Поженились слишком быстро, не узнав друг друга как следует…

– А ты должна была сохранять некий флер тайны, как-то завлекать, притягивать мужа. Взгляни на себя! Вечно в старых слаксах, как фермерская жена! А ведь, если постараешься, можешь выглядеть идеально! Мужчина любит видеть свою жену красивой, нежной, готовой ласково встретить его, когда он приходит домой. А Джерри, чтобы найти тебя, приходится бежать на псарню!

– Собаки, по крайней мере, не изменят! – отпарировала Плам, устав от постоянной критики. – Простите, что не сумела удержать дома вашего легкомысленного сына! Простите, что я не та гламурная кошечка, которых он, очевидно, предпочитает, и простите, что не родила вам наследника, которого можно муштровать с утра до вечера! Впрочем, я даже рада, что на свет не появился избалованный бедный мальчик, который пошел бы по стопам своего папаши!