— Если у тебя даже и нет такого намерения, то оскорбление может послужить поводом для развода.

— Это у вас в Америке, Фрэнк. Но если мы будем разводиться — я это к примеру говорю, — наше дело будет слушаться не в американском суде, а в японском. А у нас в Японии законы, как правило, защищают интересы мужчин.

— Ну и здесь то же самое, никакой разницы, — сказала Саша.

— Но для нас здешние законы вполне терпимы, — произнесла госпожа Йокота со скромным кокетством.

У священника Баранова похотливо заблестели глаза. Саша окинула госпожу Йокота презрительным взглядом с головы до ног. Кожа у Саши была жирная, пористая, неровная, как кожура грейпфрута.

— А вы разводились через суд? — спросила Мацуура у Фрэнка.

— Что вы! В ту пору у меня было слишком мало денег, чтобы нанять адвоката.

— Но все же достаточно, чтобы выплатить жене определенную сумму при разводе? — с нескрываемым интересом спросил господин Йокота.

— Нет! К сожалению, я принадлежу к тем мужчинам, которых бросают женщины. Моя жена сама сбежала в чужую постель.

— Почему же к сожалению? По-моему, у вас все сложилось исключительно удачно! — с учтивым поклоном произнес господин Йокота.

— Ты прольешь мартини!

Госпожа Йокота с притворной застенчивостью глянула на мужа и рассмеялась тихим, воркующим смехом. От крыльев ее носа протянулись легкие, едва заметные морщинки.

…Сейчас она очень даже мила, яркий, цвета подсолнуха наряд оригинально сочетается с голубиной кротостью, и это воркование и эти тонюсенькие морщинки работают на нее, подумала Юри. Но к сорока годам воркующая голубка превратится в отвратительную хихикающую обезьяну… Юри понимала, что кроется за таким вот скромным; почти стыдливым женским кокетством: отнюдь не страсть, а жалкое желание. Да, она прекрасно это понимала, потому что сама была женщина, но ей каждый раз становилось противно до настоящей тошноты. И с этим она ничего не могла поделать — ведь яд, вызывавший тошноту, рождался в ее собственном организме. Чтобы избавиться от него, наверно, пришлось бы удалить печень или еще что-нибудь.

— Почему у вас такое скучающее лицо? — спросил ее Фрэнк. — И вообще вы где-то витаете…

— Конечно, я витаю в облаках! Но в облаках совсем не скучно.

Раздался звонок.

— Ронда! — Такэси бросился в переднюю.

Ронда была в черном платье, с букетом цветов в руках. Она обняла Юри, прижалась к ней щекой.

— До чего хороша! Настоящая фея ночного леса, — сказал Такэси.

— Благодарю вас. Вы тоже, как всегда, очень импозантны. — Ронда чмокнула его в щеку. — А у вас, Фрэнк, такое лицо, словно вы считаете себя самым умным человеком на свете. Впрочем, это обычное ваше выражение. — Ронда послала Фрэнку воздушный поцелуй.

— Господин священник, болезнь, именуемая «одиночеством гения», по-видимому, неизлечима? — спросил Йокота Баранова.

— По-видимому…

Священник Баранов пил неразбавленную водку. Нос у него стал красным, как вишня.

— Кстати, как объясняет медицина или физика, что гипноз действует не на всех? — спросил Фрэнк, переводя взгляд с господина Йокоты на Такэси.

Такэси пожал плечами.

— Я ведь гинеколог, так что…

— Тем более! Гипноз в твоей области играет важную роль. Как ты лечишь тех женщин, на которых гипноз не действует?

— Знаешь ли, врачи недолюбливают знакомых, старающихся получить бесплатный рецепт, — усмехнулся Такэси.

— Иу ладно, ладно! — Фрэнк повернулся к Йокоте. — Скажите, физики публикуют материалы на эту тему только в период научных конференций?

— Нет… Зачем ломать голову над проблемами, которые не имеют к нам прямого отношения? Это лишняя умственная нагрузка. — Голос Йокоты звучал уныло.

Саша, сидевшая рядом со священником, громко расхохоталась.

…Да… Порой общественная уборная бывает чище домашней, подумал Фрэнк, глядя на Сашу.

…Как странно. Временами кажется, что влечение к женщине прошло и никогда больше не вернется, подумал Такэси, оглядывая поочередно Сашу, Ронду, госпожу Йокота, Мацуура и Юри.

…Почему она так выпячивает живот, когда смеется?… — подумала Юри, взглянув на смеющуюся Мацуура.

Встретившись глазами с Такэси и одарив искренней улыбкой госпожу Йокота, Юри чуть ли не вплотную придвинулась к господину Йокоте и зашептала по-японски:

— Йокота-сан, в душе вы настоящий поэт. А вот Фрэнк — человек совершенно непоэтичный, хоть и специалист по Фолкнеру… Легко мне живется — я ведь ужасно холодная, мужчины, даже самые привлекательные, меня не волнуют…

Произнося эти бессмысленные слова, Юри почувствовала, как к горлу начала подступать противная тошнота.

Йокота, ничего не ответив на эту тираду, сказал:

— Я слышал, в будущую субботу состоится концерт Саши…

— Мой муж, конечно, пойдет.

Юри посмотрела на Сашино неприятно, как у лягушки, пульсирующее горло.

— На этот раз программа будет более доступной для широкой публики, в ней большое место отводится русским народным песням, — тоном импресарио изрек священник.

— Но надеюсь, Кармен будет?

Такэси стоял рядом с Сашей, едва не касаясь ее.

— Всенепременно! Это же ее коронный номер! — ответил священник, да так громко, словно во рту у него лопнул резиновый мяч.

Такэси и Фрэнк смотрели на священника, оба с одинаково загадочной улыбкой. Йокота, уставившись в потолок бесцветными, как болотные моллюски, глазами, молча потягивал сухой мартини, но слушал все, о чем говорили, не пропуская ни одного слова.

— Йокота-сан, — спросил Такэси, — говорят, вы большой мастер играть на сякухати?

— Что?… Простите, что вы сказали? — переспросил Йокота диким, пронзительным голосом. Таким тоном он обычно говорил в тех случаях, когда слышал особенно отчетливо, о чем речь.

— Хотелось бы вас послушать, — сказал Фрэнк.

Мацуура, нарушая свое правило не делать женщинам комплиментов, произнесла:

— А госпожа Йокота, говорят, прекрасно играет на кото.

— Где вы раздобыли этот китайский халат? — спросил Такэси Сашу.

— Ну я ведь жила в Китае. Целых десять лет. В Шанхае, в Пекине…

— Значит, вы начали свою артистическую карьеру еще в Китае?

— Да… А еще я пела в церквах.

— Но очевидно, не во всех церквах были такие обаятельные священники, как ваш супруг?

— О, для женщин почти каждый мужчина по-своему обаятелен! — Саша громко захохотала, подрагивая пышными плечами. — Кэйко, милочка, правда же — все мужчины прелесть? А что вы, Такэси, думаете о женщинах? Мы для вас загадка… Знаете, вот я, например, сама не могу разобраться в своих чувствах к мужчинам, очень уж это загадочные чувства.

— Церкви страшно повезло, если у нее есть такие очаровательные женщины, как вы. Да и церковные песнопения, наверно, прелестны.

Такэси, о чем-то еще пошептавшись с Сашей, лениво перевел взгляд на Юри.

— Ронда, — сказал Фрэнк, — перестаньте вы подражать модному в последнее время поп-арту. Вам нужно заняться каким-нибудь серьезным делом. Ведь вы имеете право читать лекции в университете.

— Боже, кто мне советует быть серьезной?! Вы?! Ужасно! Как видно, я дошла до