Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Он испытывает отвращение к упорной проработке деталей и к последовательным усилиям…
Он не способен к последовательным усилиям. Скромные задачи текущего дня кажутся ему унизительными…
Он не прилагает никаких усилий к делу, но всегда отговаривается, что если бы только постарался по-настоящему, то достиг бы чего-то великого. В чем же глубинная причина страха перед постоянными усилиями? Они угрожают разрушить иллюзию неограниченной силы и власти…
Несмотря на свои природные задатки, он часто разочарован результатами своей работы, потому что в соответствии со своей невротической структурой просто не умеет работать…
При серьезных испытаниях он может впасть в панику. Почему его так пугает возможность поражения? Потому что он живет исключительно категориями победы и поражения. Он ДОЛЖЕН быть выше страха. И если испытывает страх, то ужасно сердится на себя за это. Он ненавидит тех, кто предназначен быть его «судьей» (например, экзаменаторов, членов комиссии). Все эти эмоции обычно подавляются. Поэтому результатом внутренней бури может стать психосоматика: головная боль, сердцебиение, кишечные спазмы и т. п.
Он ставит слишком невысокие цели, недооценивает свою одаренность, важность и ценность своей работы. Его терзают сомнения и самоуничижительный критицизм. Ему далеко до веры в то, что он может невозможное, его захлестывает чувство «я не могу» . Качество его работы не обязательно страдает, а вот он сам – всегда.
В каком случае они чувствуют себя на работе легко и хорошо работают? Пока они работают для других: как домохозяйка, экономка, секретарь, социальный работник или учитель, медсестра или ученик (работает для восхищенного учителя). Как мы определяем, что у них существуют трудности в работе? Во-первых, есть заметная разница между их работой в одиночку и совместно с другими… не испытывает трудностей до тех пор, пока работает на других: они могут остановиться на уровне работы, который значительно ниже их способностей. Им и в голову не приходит, что они зарывают талант в землю.
В каком случае они могут начать делать что-то самостоятельно? По разным причинам. Они могут продвинуться в работе до того момента, когда уже требуется писать или выступать публично. Они не признаются себе в честолюбии, но бессознательно оно толкает их к более независимой деятельности. Это влияние самых здоровых и самых неудержимых побуждений: талант рвется наружу и заставляет их искать ему выражения. И тут, когда они пытаются выйти из тесных рамок, которые созданы «процессом усушки», начинаются реальные трудности…
Он не устает себя ругать и всегда ищет в своей работе промахи. Допустим, он хорошо выступил на публике (устроил вечер или прочел лекцию). Но он будет подчеркивать, что забыл то или это, не выделил четко, что имел в виду, держался слишком робко или слишком нагло и т. д. Так начинается безнадежная битва, в которой он сражается за совершенство и повергает в прах себя самого. Он требует своего идеала. Это требование питается еще из одного источника. Ему запрещены честолюбие и гордость. Поэтому когда находит в себе честолюбие, начинает испытывать чувство вины. Стремление к личным достижениям делает его «виноватым», и только высшие достижения могут искупить вину. «Если ты музыкант так себе, лучше бы тебе мыть полы».
Нарушения в работе могут быть самой главной жалобой такого человека. И их сложно понять. Природа этих жалоб проявляется постепенно, после того как ослабнет вся невротическая структура.
Сам человек замечает, что, выполняя творческую работу, не может сосредоточиться. Он легко теряет мысль, или у него пусто в голове, или мысли его шныряют по всяким повседневным мелочам. Он становится нервным, суетится, тупеет, раскладывает пасьянс, звонит куда-то по телефону, подпиливает ногти, ловит мух. Он сам себе противен, делает героические усилия, чтобы начать работу, но скоро так устает, что вынужден бросить.
Что ему мешает? Самоумаление и неумение взяться за суть вопроса. Зачем ему нужно самоумалять себя? У него есть потребность не давать себе развернуться. У него запрет на «что-то вызывающее». Ему Надо оставаться в тени. Он потихоньку от самого себя подкапывается под себя ругает, сомневается в себе – и это высасывает все его силы…
Говоря другими словами, его потребность удерживать себя не дает ему пользоваться своим богатством. В результате он работает с тоскливым чувством своего бессилия и незначительности…
Смиренный тип, скорее, извиняется за свою работу, даже если она объективно важна. Какое высказывание для него наиболее характерно? «Надо» работать. Он не может признаться, что хочет чего-то достичь. Это было бы слишком амбициозно и вызывающе. Он не может даже почувствовать, что хочет сделать работу. Такое намерение кажется ему высокомерным и рискованным вызовом.
Давайте рассмотрим, почему он не может взяться за суть вопроса. У него запрет на власть, агрессию, напор. Он не умеет требовать, подчинять других, манипулировать ими. Те же установки управляют интеллектом и любыми неодушевленными предметами. Он может быть беспомощным, когда спустилась шина, заела «молния», и может быть беспомощным по отношению к собственным идеям. Мы можем спросить: «Он что, непродуктивен?» Его трудность состоит не в этом. У него бывают хорошие свежие идеи, но ему трудно ухватить их, взяться за них, биться над ними, ломать себе голову и преодолеть проблемы, проверить их, придать им форму и связать их воедино. Такие операции предполагают натиск, напор, агрессивные шаги. Но такие шаги затрудняются из-за общего запрета на агрессию. Если у смиренного типа имеется свое мнение, ему нужно набраться храбрости и слишком далеко зайти, чтобы его высказать. Запреты обычно начинаются раньше. Он не осмеливается иметь свое собственное мнение или прийти к какому-то заключению.
Поэтому он работает неэффективно, медленно, с большими потерями времени. Эти препятствия могут привести его к тому, чтобы вообще ничего не делать. «Мы не совершаем ничего, потому что урезаем себя» (Эмерсон). Но мучается этот человек потому, что его влечет потребность в высшем совершенстве. Он очень требователен и строг к себе. Его Должно удовлетворить не только качество его работы, но он Должен применить к ней совершенные методы…
Например, надо написать статью… Но такой тип не способен к черновикам, потому что они несовершенны по формулировке мыслей, по стилю, по связанности. Он остро чувствует непоследовательность мысли, ее неуклюжесть, недостаток ясности. Бессознательно он начинает презирать себя, и это становится настолько мучительно, что он не может продолжать работу. Он говорит себе «ради бога, оставь ты это, всегда можно будет потом доработать». Но такой подход ему не помогает. Когда он начинает сначала, он опять может написать одно-два предложения или записывает несколько небрежных мыслей на тему. Только тогда, после большой траты труда и времени, он может, наконец, спросить себя: «Ну что же на самом деле ты хочешь написать?» Только тогда он сделает грубый набросок, затем второй, более детальный, потом третий, четвертый, и т. д. Каждый раз затаенная тревога, которую он испытывает от своих конфликтов, немного затихает. Но когда доходит до окончательного оформления, чтобы отправить или напечатать материал, тревога начинает возрастать, потому что материал должен быть безупречным. Это очень болезненный процесс. Тревога во время него может быть по двум причинам. Когда дело затрудняется или идет слишком хорошо, он впадает в беспокойство. Если он доходит до запутанного вопроса, то может впасть в состояние шока или у него начинается рвота, он может потерять сознание или его «хватит паралич». Если он понимает, что работа идет хорошо, он начинает ее саботировать еще более решительно, чем обычно…