Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Иннино лицо стало острым:
— Ну? — она спросила в третий раз.
— Я подумала: надо что-то делать, а без тебя не знаю. Этот Плешивый — умный и хитрый. Это он теперь придуривается, а сам утащит и разобьет. Потому что всех ненавидит. Там еще Лошадиный есть. Максимилиан. Тоже страшный. Вдвоем впрягутся. Ты, — Ксения сглотнула, — поможешь?..
— Поехали.
— Сейча-ас?.. — Ксения осеклась. — Там же склепы… и кресты…
— Боишься? — полоснула насмешкой.
— Там собаки еще… К вечеру выпускают.
— Колбасы возьмем.
Ксения вспомнила сладковатый запах:
— Лучше керосину. Подошвы смажем. У меня есть, там, в кладовке.
— Мо-ло-дец, — Инна произнесла четко и раздельно. — Давай. Я подожду.
Арка, распахнутая наружу, сочилась светом.
— Ну, и где твой Плешивый?
На полу — разграбленное блюдо: огрызки и куски. Ксения нырнула под арку и нащупала выключатель.
Из-за ее плеч поднимались белые острые крылья.
Этот ангел был безоружен — ни меча, ни копья. Узкий бинт, заправленный за уши, опоясывал голову. Терпеливая усталость сгибала ангельскую шею. Глаза, глубоко врезанные, смотрели вниз. Инна подошла и положила руку на его пальцы…
Снаружи ударило в стену — глухо, как камнем. Собачий отрывистый лай полетел издалека. «Свет», — Инна прошептала одними губами. Ксения кинулась к выключателю. Свет мигнул и погас. «Прячемся». В углу, на топчане, бесформенная тряпичная куча. Инна раскидала и пихнула Ксению к стенке. «Дверь надо было… — под ветошью Ксения дышала с трудом. — А то — собаки…» Иннин острый локоть ударил в бок.
Пудовое шарканье раздалось под дверью. Распьянющий мужицкий зык лез в склеп.
«Он, Зарезка». — «Да тихо ты», — Инна цыкнула.
За стеной шевелилось, дрожало мелким дребезжанием. Потом стихло.
«Задрых, что ли?..» — Инна поднялась на локте. «А…!» — отхаркнулось грязным словом. Ксения съежилась.
— Фу-у-у! — чья-то рука подняла рогожу. — Керосином тянет. И тебя что ли тетка скоблила?
Инна следила сквозь тряпичную щелку.
Пьяная рука шарила по стене. Не поймав выключатель, он отвалился от косяка и шагнул вперед.
— Воняешь, брат, — фыркнул довольно. Из ангельской ниши шла сладковатая волна. — Птица вонючая! — он крутил носом брезгливо. — Тошнотворная тварь! — голос сбросил дурацкую зычность. — Кто тебя намазал? Кто тебя намазал? — он повторял тупо и монотонно. — Поверил, что вас будут судить святые? Это Он тебе сказал? Ну, и кто Он теперь, отвечай, падла! Да что ты можешь? Вонять, как Он? Сдохнуть и вонять! Это и я могу, — он поднес пальцы к носу. — Ну, ответь, — слова ворочались на зубах, — вывел или не вывел Он народ свой на погибель? Молчишь… — Плешивый взялся за голову. — Думаешь, все будет по-Его? Сколько их было — верных! Все-ех пустили в расход… Ты-то чем лучше? Думаешь, на руках понесут тебя и твоя голова не преткнется о камень? Может, и Его ноги не преткнулись? Или ты, — он поднялся на тяжелых ногах, — снова отвалишь камни и он пойдет, не хромая? На культяпых ногах с ощипанным поводырем?..
Сжимаясь изо всех сил, лишь бы не заплакать, Ксения дрожала под тряпками.
Ухватившись за ангельскую голову, Плешивый кряхтел и корчился, силясь раскачать:
— Сейча-ас… я тебя выверну… узнаешь, как расшибаются ангельские… безмозглые…
Из-за мужичьих плеч поднимались острые ангельские крылья. Инна отбросила тряпки и кинулась на Плешивого. Он взвизгнул и припал к лежаку.
— Девка! — он смотрел ошалело. — Две девки! — ощерилась бессмысленная улыбка. — Сказились, что ли? — Зарезка зажмурился и принялся тереть щеки. Пьяная поволока заливала глаза. — Вернулась? — он смотрел на Ксению.
— Мы от собак… Спрятались. Вы же сами говорили: к вечеру выпускают.
— Выпускают, — он подтвердил важно. Глаза пустели, словно их затягивало бельмами.
Ксеньин голос стал тверже:
— Это Инна, моя подруга. Мы пришли, чтобы посмотреть статую.
— Этого? — он кивнул на ангела.
— Нет, — Ксения ткнула пальцем в стену.
— Исуса, значит… — Зарезкин подбородок отвердел. — А деньги у нее есть?
— Какие деньги? — Инна подала голос.
— За экскурсию, — грубая издевка кривила рот.
— И сколько это стоит?
— По гостю и цена, — он сел на лежак, прямо в развороченную кучу. — С нее вон, — кивнул на Ксению, — двугривенный взял, а с тебя, — оглядел, — с птицы такой, — Плешивый пошевелил пальцами, словно ощупывал монеты, — будет рупь, — хохотнул, причмокивая.
— Я дам десять.
Зарезка заглох, как захлебнулся.
— Три за экскурсию, а остальное… Вы его больше не тронете.
— Заступница объявилась? Сестрица, блядь… Повезло ощипанному! Ладно, — он оглядел щуплые крылья.
Инна поймала Ксеньин взгляд:
— И за того тоже, — она ткнула пальцем в стену.
— За обоих значит? За двух? По три пийсят? А? Добавить бы надо — чтоб на две уж бутылки. Может, еще кого присмотришь? Тут этого добра!..
Инна порылась в кармане:
— Вот, — достала и протянула Плешивому. — Три рубля. Остальное — завтра.
— Ты,
