А здешние питекантропы? Леонтий вдруг и пожалел бедняг, отринутых по закону этого подонка Ариовиста вместе с его подлым центральным стволом. С другой стороны, разве законы мироздания и люди, открывающие их, могут быть подлыми? Еще как! Ответил он себе. И бутерброд всегда маслом вниз! Чем не подлость? Тогда, придумайте, как сия поганка еще называется!.. Вас интересуют здешние? Вернула его к предмету обсуждения Пальмира. Это все очень далеко во времени от нас и от вас, может, расстояние в десятки миллионов лет. Потому – никакие соплеменники Аг-ры не питекантропы. Это очень слабая, очень больная параллель, погрешность ее развития даже не просматривается в истоках, известно только – тут однажды, в некоей «точке невозврата», оказался нарушен по формирующей реальность вероятности базовый закон неубывания энтропии. То есть, конечно, здесь она тоже возрастает, но в биологическом измерении слишком сильно – иначе говоря, чтобы было понятно: любое органическое действие в этом мире связано с чрезмерными энергетическими затратами. Поэтому и явная отсталость – ведь еле-еле выживают, хотя тоже криво и косо движутся вперед, через пень-колоду, так сказать. Мало жизненной, потенциальной энергии, и вообще свободной энергии маловато. Оттого кривые елки, гнилые палки, пародия на эволюционное течение, едва проклюнувшийся разум. А ведь все отделившиеся реальности, в которых возникло «четвертое» измерение (единственная, в которой не возникло, о ней… рассказать нечего), они абсолютно временно-равноправны между собой. Тут вы правы, в этом смысле действительно параллельный мир, не прошлое и будущее, только настоящее, никто никого не обгоняет, и никто не отстает, машина времени действительно невозможна и действительно не существует, ни у нас, ни у вас, нигде вообще. Дерево растет только вперед и вверх. Без исключений.

То есть, нам повезло? Что мы не гнием заживо, что у нас не расплодились микробы чумы величиной с коров?.. В некотором смысле, в некотором смысле… А как же тогда? А как? А? А? А?

Я знаю, у вас мириады вопросов. Но, во-первых, сейчас некогда. Во-вторых, переварите хотя бы эту, горизонтальную, первоначальную правду. И в-третьих, когда у вас в голове устаканится, как вы говорите, тогда сформулируйте совсем немного непустых вопросов, которые вы, в самом деле, хотели бы задать.

Зато я, кажется, понял. Всю глубину моих собственных представлений – «просто такая жизнь». Кажется, я сознаю, отчего она такая, и почему так говорится. Ах ты, черт!.. Не мучайте себя напрасно. Вы все же живы. И не в пещере. Да, вы не первые, и не лучшие, и не господа Вселенной, и тем более, не венец творения. Вам присуща странная и непомерная гордыня. Но главный ствол в этом не виноват. Простите.

Но наша параллель, в смысле рода людского, не отомрет? Не выродится? Не сгинет без следа? По крайней мере, скоро? Вам от этого не холодно и не жарко, я понимаю. Но все же? Мы обречены в будущем или у нас есть шанс?

Не знаю. Теперь конкретно не знаю. Поэтому я и Филон здесь. Кто мы и что мы, я вам уже сказала, мы добровольцы. Вы не то, чтобы вероятно погибнете. Но… Видите ли, физическая и биологическая гибель еще не самое плохое. Бывает жизнь, которая хуже смерти. И еще. Запомните, пожалуйста. Если у вас когда-либо возникнут вопросы на наш счет. Или вы усомнитесь, что сделали правильный выбор в нашу пользу, а не приняли правду вашего друга. Кроме меня и Филона вы НИКОМУ не нужны, там, у нас, в главном стволе, вы НИКОМУ не нужны. Вы все. Это пока самое главное. Вы запомнили? Да, я запомнил. Тогда возвращаемся. У вас будет время до завтрашнего вечера, больше никак нельзя. Что, как?!!! Да, до вечера. Собраться в дорогу, привести в порядок дела. Ровно в двадцать один ноль-ноль. В квартире. Мы отбываем. Втроем. Куда? Мы обязательно скажем вам, когда решим. Да вы и сами узнаете. По факту – так, кажется? И прошу вас, постарайтесь не ссориться с моим напарником. Нам придется долго быть вместе, возможно. Это было бы невыносимо. Хорошо, но… Поверьте, у вас будет время на любые расспросы. И время на раздумье. До завтра, до двадцати одного ноль-ноль. Мы поймем, если вы… Нет, нет, что вы! Я приду. Я только хотел спросить одно – почему новые религиозные течения?

А вы все-таки умудрились задать единственный вопрос, на который мы не хотели бы давать вам ответ. По крайней мере, сейчас. Но вы получите его. Я обещаю.

«…как уже говорил, вернее, писал вам ранее. Наверное, послание мое выйдет несколько сумбурным. Но я сам лишь отчасти тому виной. Скорее, сложившиеся обстоятельства. Я расскажу вам, непременно, но позднее. Когда обстоятельства эти станут уже далеким моим прошлым. Я отправляюсь в путь, в дальний, наверное, и надеюсь на возвращение, обязательно надеюсь. Впрочем, на нашей с вами взаимной симпатии и переписке путешествие мое вряд ли скажется отрицательно. Интернет вездесущ, как микроб простуды, и уж точно не проблема…

…хотя о проблемах мне лучше помолчать. Что тут точно, а что приблизительно! Одно знаю – что ничего теперь не знаю наперед…

…вы даже не представляете себе, как я ценю. Да-да! Как я ценю! Ваше вдруг возникшее ко мне доверие. И я, наверное, понимаю, до какой степени вам невыносима ваша прежняя невозможность высказать, обнажить, разложить по частям свою историю. С чего я это взял? Ну, как же! Вы не просто пишете, говорите, рассказываете о себе. Вы пишете, говорите, рассказываете ТОЛЬКО о себе. Не из эгоизма, отнюдь нет, я это понял сразу, когда прочел ваш мне ответ. Вы – словно поток, который не смог бы себя сам вместить, даже если бы захотел. Поэтому вы – безостановочно о своей жизни, словно боитесь не успеть, или боитесь передумать, или… или наконец перестали бояться, меня и себя. Я ни в коем случае не хочу сказать, будто вы равнодушны к моим откровениям – хотя какие там!… о завуче Ежовой что ли?… или о моей «подкустовной» слабохарактерности, так это ведь не тайна, смешной секрет Полишинеля, я и не скрываюсь – я о другом. Вы слышите меня, но отвечаете своеобразно, для вас моя честность перед вами надежный повод продолжать. И это нужно – и вам и мне. Словно бы вы исповедуетесь, но не священнику, а другу, хотя никогда не видели его лица, будто бы в настоящей исповедальне – может, так оно и должно быть. Доверие не вывеска, и не гримаса маскировки, доверие – это…

…знаете, мне проще привести здесь свою несмелую догадку, чем холодно и логически верно попытаться определить такое неуловимо тонкое понятие. Доверие – это вечное ожидание предательства. Да-да! Не подумайте, будто я сошел с ума, или решил поиграть в парадоксы, чтобы произвести впечатление, как делают порой некоторые мои пишущие коллеги. Именно, ожидание предательства… которое никогда не случается. Ну, или случается по независимым от предающего причинам. Или по незнанию – что чаще бывает. В общем, если выражаться точнее, доверие есть ожидание умышленного предательства. Которое никогда не случается, пока длится это доверие. Потому что, когда случается, доверие умирает скоропостижно само собой. А значит, прекращают свое существование и само ожидание, и его вечность. Прекращают существование, а не заканчиваются, к примеру, потому что вечность – это тоже всего лишь человеческое ощущение. Вопрос остается лишь – с кем вместе мы готовы к такому ожиданию? С кем согласны рисковать этим ожиданием, а с кем нет. Здесь и сокрыта вся суть доверия. В нашем выборе второй, а то и третьей стороны. Мы как бы говорим себе: я знаю, знаю, мир вокруг зыбок и неоднозначен, и ничего нельзя узнать наверняка, найти точку опоры, которая ни при одном условии не пошатнется, такой точки просто нет, но… я придумаю ее для себя, увижу в том человеке, или во многих людях, в которых захочу, и больше ни в ком другом, а потом буду ждать, исполнится или не исполнится мое ожидание плохого конца, с надеждой, что все же нет, с надеждой и только, потому что еще я знаю, чего боюсь в ожидании своем более всего…