В

О различных аффектах

§ 76. Чувство, побуждающее человека оставаться в том состоянии, в котором он находится, приятно; а то, которое побуждает его оставлять это состояние, неприятно. Связанное с сознанием, первое называется удовольствием (voluptas), а второе – неудовольствием (laedium). Как аффект, первое называется радостью, а второе – печалью. Безудержная радость (которая не умеряется никаким опасением страдания) и безысходная печаль (которая не смягчается никакой надеждой), скорбь, суть аффекты, опасные для жизни. Из списков умерших видно, что все же больше людей скоропостижно умирают от первого, чем от второго аффекта, ибо, когда неожиданно открываются виды на неизмеримое счастье, надежда как аффект целиком охватывает душу и таким образом аффект усиливается до того, что человек задыхается; скорби же, которой всегда опасаются, душа естественным образом противится, – вот почему скорбь убивает только медленно.

Испуг – это внезапно возникающий страх, от которого теряют присутствие духа. Испугу подобно то, что поражает; оно смущает (но еще не ошеломляет), заставляет сосредоточиться для размышления; оно побуждает к удивлению (которое уже заключает в себе размышление). С людьми опытными это случается не так-то часто; но дело искусства представить нечто обычное с такой стороны, с которой оно становится поразительным. Гнев – это испуг, который в то же время быстро приводит в движение наши силы для сопротивления злу. Страх перед предметом, который угрожает нам неопределенным злом, – это боязливость. Кому-то может быть жутко и в то же время ему неизвестно, из-за какого особого объекта, – это подавленность из чисто субъективных причин (от болезненного состояния). Стыд – это боязнь перед возможным презрением со стороны присутствующего лица и как таковой есть аффект. Впрочем, человек может испытывать стыд даже и в отсутствие того, кого он стыдится, но тогда это не аффект, а страсть подобно скорби: тогда долго, но напрасно мучаются, испытывая чувство презрения к самому себе; наоборот, стыд как аффект должен появляться внезапно.

Аффекты вообще болезненные припадки (симптомы), и (по аналогии с системой Брауна) их можно разделить на стенические (из силы) и астенические (из слабости). Первые возбуждают и потому часто истощают, вторые снижают напряжение жизненной силы и потому часто содействуют выздоровлению. Аффективный смех – это судорожная веселость. Плач сопровождает томительное ощущение бессильного гнева на судьбу или на других людей, словно они нанесли какую-то обиду; и это ощущение есть уныние. Но оба они – и смех, и плач – очищают, ибо излияниями освобождают жизненные силы от затруднений (можно смеяться и до слез, когда смеются до изнеможения). Смех есть нечто мужское, а плач нечто женское (у мужчин нечто бабье); и только такое состояние, когда к глазам подступают слезы, и притом из великодушного, но бессильного участия к страданиям других, извинительно для мужчины, у которого на глазах заблестели слезы, но который не уронил ни одной капли их; особенно же они не должны сопровождаться рыданиями и не создавать таким образом эту отвратительную музыку.

О боязливости и храбрости

§ 77. Боязнь, робость, испуг и ужас суть степени страха, т. е. отвращения к опасности. Присутствие духа, когда опасность встречают рассудительно, есть мужество. Сила внутреннего чувства (ataraxia), когда нелегко поддаются чувству страха, есть бесстрашие. Отсутствие первого есть малодушие[47], отсутствие второго – робость.

Отважен тот, кто не пугается; мужеством обладает тот, кто рассудительно не отступает перед опасностью; храбр тот, чье мужество в опасности постоянно. Отчаянным бывает легкомысленный человек, который не боится опасности, потому что не знает ее; смел тот, кто не боится опасности, хотя и знает ее; безрассудно смел тот, кто при очевидной невозможности достигнуть своей цели подвергает себя величайшей опасности (как Карл XII при Вендорах). Турки называют своих храбрецов (которые храбры, быть может, при помощи опиума) безумцами. Малодушие, следовательно, – это бесчестный упадок духа.

Испуг не есть обычное свойство души легко поддаваться страху – это свойство называется боязливостью, – а есть лишь состояние и случайная, большей частью зависящая от физических причин склонность теряться при внезапно возникающей опасности. У полководца, который сидит в домашнем халате, когда ему докладывают о неожиданном приближении врага, кровь, конечно, может на мгновение остановиться в сердечной полости; и над одним генералом его врач сделал наблюдение, что он был малодушен и робок, когда у него в желудке были кислоты. Отвага лишь свойство темперамента, мужество же основывается на принципах и есть добродетель. В этом случае разум дает решительному человеку силу, в которой иногда ему отказала природа. Испуг во время сражений производит даже благодетельные опорожнения, которые сделали пословицей одну насмешку («у него сердце не на месте»); но надо заметить, что те матросы, которые при возвещении о битве бегут в отхожее место, бывают потом самыми мужественными в бою. То же самое замечают и у цапли, когда сокол парит над ней и вызывает ее на бой.

Терпение поэтому не есть мужество. Это женская добродетель, ибо она не мобилизует силы для сопротивления, а только рассчитывает сделать страдание (претерпевание) незаметным через привычку. Тот, кто кричит под ножом хирурга или при приступах подагры и мочекаменной болезни, еще не робок или малодушен в этом состоянии; это то же, что и проклятие, которое вырывается, когда на дороге натыкаешься ногой на камень (большим пальцем ноги, откуда и слово hallucinari); это, скорее, выражение гнева, в котором природа стремится посредством крика не допустить остановку крови в сердце. Но совершенно особого рода терпение проявляют американские индейцы, которые, когда они окружены, бросают свое оружие и без всяких просьб о пощаде спокойно позволяют себя изрубить. Больше ли здесь мужества, чем у европейцев, которые в подобном случае защищаются все до последнего человека? Мне кажется, что это тщеславие варваров, [а именно стремление] поддержать честь своего племени тем, что их враг не может принудить их к жалобам или вздохам как доказательству их покорности.

Мужество как аффект (стало быть, с одной стороны, как относящееся к чувственности) может быть вызвано и разумом, и тогда оно становится настоящей храбростью (доблестью). Не давать себя запугивать насмешками и изощренным остроумием и потому еще более опасными надругательствами над тем, что достойно уважения, а стойко идти своим путем – это моральное мужество, которым не всегда обладают те, кто показал себя храбрым на поле битвы или в поединке. Один из признаков решительного характера – отваживаться на то, что велит долг, даже если возникнет опасность, что другие будут [над этим] глумиться; это даже высокая степень мужества, так как любовь к чести есть постоянная