К тому моменту, когда приехали Анабела и Мак, собралась огромная толпа зрителей. Джаз-диксиленд занял свое место в центре парка у подножия памятника Эндрю Джэксону, имя которого первоначально носил парк, пока его не обошел стремительный Лафайет. Статуя Джэксона являлась доминирующей среди других, располагавшихся в центре и по углам парка. Она была единственной в парке статуей национального героя Америки — первого президента от демократической партии, Которая на собранные средства воздвигла в 1853 году как дань благодарности памятник из металла и мрамора.

Чета Смитов приблизилась к парку со стороны Шестнадцатой улицы и остановилась перед епископальной церковью святого Иоанна на углу Аш-стрит. Эту церковь называли «президентской», поскольку состав прихожан напоминал светский справочник. Анабеле и Маку удалось пробраться к группе людей, стоявших сбоку от сооруженной для спектакля временной сцены. За ней находился длинный дом-прицеп, в котором расположились актеры.

— Мать-природа благоволит к вам сегодня, — проговорил Мак Монти Джемисону, стоявшему в обществе Чипа Тирни, режиссера Сеймура Флетчера и нескольких других наиболее активных членов общества «Три С».

— Я того же мнения, — откликнулся Джемисон. Он пожал руку Смиту и поцеловал Анабелу в щеку. — Великолепный день, чтобы совершить убийство.

Они подняли головы и посмотрели на лазурную синь неба.

— Прошу меня извинить, — сказал Монти и направился к прицепу.

— Как дела? — обратился Смит к Чипу.

— Ужасно, — с сожалением покачал головой молодой человек. — Вы, конечно, слышали о Сунь Беньчонге?

— Конечно, — ответил Смит. — И мы, и все в Вашингтоне. Отец здесь?

— Нет, и вы представляете, как он расстроен, что приходится пропускать постановку. Он уединился в своем кабинете.

— А как Сунь?

— И он тоже, я думаю. Я его не видел. В тот вечер, когда его арестовали, я попытался с ним поговорить, но он не захотел. Не могу его в этом винить. Нашу семью потрясают скандал за скандалом. Очень хочу, чтобы все это кончилось.

Смит вспомнил, что Чип должен был участвовать в спектакле, и спросил будет ли он играть.

— Господи, конечно, нет, — ответил Чип. — Я сказал, что сделать это было бы выше моих сил, после всего, что случилось. Флетчер убедил вернуться прежнего исполнителя.

— Просто поразительно, сколько публики собирают эти постановки, — заметил подошедший к ним с женой Мари Сэм Танклоф, — ну прямо как на распродаже домашних пожитков, на которые любит бегать Мари. Народ выползает из всех щелей тучами за несколько часов до самого действия.

Мари рассмеялась и игриво ущипнула мужа за руку. Она часто это делала, выражая таким образом свое восхищение всем, что он говорил и совершал.

— Ты беседовал с Венделем? — спросил Сэм у Мака, когда Анабела с Мари отошли в сторону, чтобы поболтать о своих делах.

— После вчерашнего дня — нет.

— Меня он очень беспокоит, Мак. Ты же знаешь Венделя. Слово «депрессия» для него не существует. Я заскочил к нему сегодня утром. Сначала он не хотел со мной встречаться, а когда передумал и вышел ко мне, передо мной предстал совершенно подавленный и деморализованный человек. Эта история с Сунь Беньчонгом потрясла его до глубины души. Я был у него вчера днем, когда между ними произошло настоящее столкновение. Честно говоря, если бы я не знал, какой сильный характер у Венделя, я бы опасался, что он может покончить с собой.

— Это ужасно, — сказал Смит. — Ты считаешь, он способен на самоубийство?

— Кто может с уверенностью говорить о таких вещах, — пожал плечами Танклоф. — Одна из родственниц Мари несколько лет назад кончила жизнь самоубийством. Никто не мог предположить, что она способна на подобное. И тем не менее она это сделала.

— Есть какие-нибудь предложения? — спросил Смит.

— Нет, жаль, что Вендель сегодня не пришел. Думаю, это отвлекло бы его от тяжелых мыслей. Ты знаешь, как важен был для него этот клуб — общество «Три С».

— Как ты думаешь, он придет сегодня на званый вечер?

— Надеюсь. Я спросил его об этом сегодня утром, но он не дал прямого ответа. Может быть, твой звонок побудит его прийти.

— Я позвоню ему, как только вернусь домой.

В доме-прицепе царила лихорадочная деятельность. Си Флетчер, Монти Джемисон, актеры и технический персонал театра были заняты последними приготовлениями перед спектаклем. Сюзен Тирни появилась поздно, ей предстояло сыграть Терезу Багиоли Сиклс, опрометчивую жену конгрессмена Дэна Сиклса. Для Сюзен опоздания были характерны. Задержки других выводят из себя многих, но Флетчер, казалось, не очень обращал внимание на это. Так было до сегодняшнего дня. Ко всеобщему удивлению, он набросился на Сюзен, как только она пришла.

— Ты такая же безответственная, как и бесталанная.

Но еще большее удивление вызвало спокойствие Сюзен.

— В твоих устах это звучит как комплимент, — мило улыбнулась она и отошла, напевая.

— А президент будет присутствовать? — спросил кто-то.

— Нет, но я слышал, что министр сельского хозяйства среди публики.

Раздались возгласы разочарования.

— Прошу вашего внимания, — попросил Флетчер. — Через несколько минут мы начинаем.

Разговоры не утихали.

— Черт побери! — рявкнул Флетчер, и постепенно все успокоились. — Вы готовы? — спросил Сеймур у Монти Джемисона, прежде чем обратиться к актерам.

Толстяк-профессор откашлялся, по своему обыкновению, и ответил:

— Готов, душой и телом.

Обычно подобной церемонией руководил Вендель Тирни, сейчас заменить его попросили Джемисона, которого долго упрашивать не пришлось. Он вышел из дома-прицепа, чтобы обратиться к публике.

— Прошу внимания, леди и джентльмены, — поднял руки Флетчер.

Открылась дверь, и вошел Чип Тирни в сопровождении Сэма Танклофа.

— Жаль, что ты не играешь, — шепнула Чипу молоденькая актриса. На репетициях ясно было видно, что она влюблена в него.

— Костюмерша, где костюмерша? — раздался отчаянный вопль одного из актеров. — У меня отлетела пуговица от фрака.

— Послушайте, — хлопнул в ладоши Флетчер. — Как у вас заряд энергии, высокий? Сегодня ваш творческий подъем должен достичь наибольшей высоты. Вы должны донести свой эмоциональный заряд до каждого зрителя, если мы хотим…

Танклоф прошел сквозь группу актеров в маленькую спальню в дальнем конце фургона, где хранились костюмы и реквизит. Костюмерша бросилась на крик актера усмирять непокорную пуговицу, в комнате осталась девушка-бутафор.

— Все готово? — любезно поинтересовался Танклоф.

— Думаю, да, — ответила девушка. — Извините. — Она вышла с платком для Карла Мейберри, которым тот должен был подать условный сигнал Терезе, что настал час свидания. Когда девушка вернулась, комната была пуста: Танклоф вышел из дома-прицепа и присоединился к жене, Маку, Анабеле и дюжине других стоявших с ними рядом людей.