– А есть и ненаучная?

– Безусловно… – Матрица слегка замялась. Или мне показалось? Но паузу, которая возникла в ее словах, при разговоре между двумя людьми можно было бы охарактеризовать как неловкое молчание. – Нас интересует ряд вопросов ненаучного плана.

– Например…

– Например, область ощущений и чувств.

– Что, например? – Мне стало совсем интересно.

– Например… Например, абстрактное. Многие наши аналитики пытались рассматривать абстрактное с точки зрения различных людских наук. Ни одна из точных наук не дала достаточно точного ответа на поставленные вопросы. Из гуманитарных можно выделить психологию и психопатологию. В частности, учение доктора Фрейда.

– Нет-нет. Дальше не стоит. Я приблизительно знаю… А что конкретно интересует вас?

– Например, что такое Ветер?

– С большой буквы? – Странно, но я чувствовал, когда она произносит слова так. С большой буквы.

– Да. Вопрос стоит именно так…

Я подумал. Как можно объяснить, что такое ветер… Скорость, сила, температура. А как передать касание свежим ветром обнаженной кожи, как объяснить запахи, которые он приносит, разные, как и сам ветер? Как объяснить его нежность или жестокость?

– Что еще вас интересует? – Чувство, сравнимое с тем, что испытывает мудрый учитель при виде интересующегося ученика, слегка померкло…

– Живопись. – Матрица оживилась.

– Живопись? Ну это, должно быть, просто…

– Например, такой художник, как Пикассо.

Я выдохнул… Вот ведь… Да, хреновый из меня учитель. Пикассо. Удар по самолюбию и чувству собственной значимости. Почти по Фрейду. Что там меня ждет после таких разговоров? Импотенция и смена ориентации? Кстати, об ориентации… Мы, кажется, с ней еще не определились. Я совсем приуныл.

– Знаешь… Мне кажется, что я в другой раз поговорю на эту тему. Хорошо?

– Да, конечно. Как вам будет угодно. Слово на выход из Виртуальности тоже у каждого свое.

Передо мной сидел Мартин и с задумчивым выражением чистил мой «стечкин». Грубая проза жизни. Заметив, что я оказался в реальном мире, он как-то по-особенному посмотрел на меня и отложил пистолет в сторону.

После Виртуальности мне требуется некоторое время, чтобы прийти в себя. И когда я наконец очнулся, то обнаружил, что Мартин уже сидит у меня на коленях. И еще я обнаружил, что, когда тебя целует мальчик, это не так уж и неприятно.

Краем глаза я увидел, как Таманский вдруг беспокойно заворочался и отвернулся лицом к стенке.

Потом я почувствовал, как расстегивают пуговицы моей рубашки… В голове мелькнула мысль: «Так нельзя. Так… нельзя. Не по правилам…» Мелькнула кошкой и исчезла. Почему, собственно, нельзя? Почему все не может идти само по себе? И почему так страшно дотронуться до обнаженной кожи другого мужчины? Разве для этого обязательно нужны какие-то слова, обстановка, атмосфера?.. Мужчине не нужны слова, чтобы понять другого мужчину. Тут мы ушли значительно дальше женщин.

Как много мыслей… Зачем?

В темноте мысли текут плавно и медленно. Им далеко до дневных мыслей-попрыгунчиков, которые скачут, словно подхлестываемые светом. В ночной темноте приятно и неспешно думается. Хорошо… За окнами улицы залиты яростным, но все-таки мертвым светом неона, голографической рекламы. За окнами по улицам носятся обалдевшие от ночной жизни туристы. Продают наркотики, водку, НЕРвы, делают пересадки органов и их замену на искусственные эквиваленты. Однако на окнах Тройки стоял светофильтр. Идеально настроенный, он пропускал внутрь только то, что пожелал видеть в ночном мире его покупатель. Тройка пожелал видеть на ночном небе звезды, ночные облака, Луну, значит, так и будет. Так и есть.

Я лежал на спине, глядя в потолок, местоположение которого только угадывалось в темноте, и ощущал в теле приятную, легкую усталость, которая бывает только после удачно проведенной ночи. Мартин неровно дышал у меня на плече. Он знал, чутьем знал, что мне нужно. И как это нужно сделать. Теперь в голове вместо сумбура мыслей ощущалась легкость, порядок.

Странно, наверное, такие мысли приходят только в темноте. Когда кажется, что все хорошо, все в порядке. И Тройка заунывно храпит на одной ноте. И Таманский чего-то там все ворочается. И Костя-боевик спит бесшумно, как и полагается спать командос высшей категории. Мартин уткнулся мне в шею и тоже спит…

Незаметно мои полусонные рассуждения перекинулись на НЕРвы. Слово «НЕРв» царапнуло сознание, и во мне переключился какой-то тумблер. Щелк! Мне подумалось, что я до сих пор не знаю, зачем мне нужны Алмазные НЕРвы и нужны ли в самом деле. Хотя завтра или послезавтра я полезу за ними в самое пекло. Эта мысль не вызвала во мне страха. Даже если завтра меня разрежут на куски якудза… Я не испытывал беспокойства. Что-то тянуло меня туда. К этим самым почти нереальным Алмазным НЕРВам. Какое-то неосознанное стремление увидеть и решить. Что решить? Существовать этим НЕРвам или нет? Да попробуй я их раздавить, меня в порошок сотрут за секунду до того, как эта крамольная мысль возникнет в моей голове. Или, может быть, я поддался этой сверхъестественной жажде чуда? Захотел стать человеком, который прикоснулся к легенде? Сколько баек про Алмазные НЕРвы? Вряд ли кто-то считал. Они стали достоянием фольклора. И даже каких-то виртуальных комиксов. А теперь и я стану достоянием этих самых комиксов. Или стану ничем.

Стремление к самоуничтожению… Кто же из высоколобых основывался на теории о стремлении человеческого организма к самоуничтожению? Кто-то из философов… Вот только кто? Впрочем, какая разница.

По логическим связкам мысли перетекли на Матрицу. На наш с ней разговор и на то, как я позорно облажался с «абстрактными» вопросами. Что-то в этом разговоре тревожило меня. Что-то… Мысль, часть разговора кусала мое сознание, не давая окончательно погрузиться в сон. Забыться тем глубоким и почти лечебным сном, который приходит после занятий любовью…

Я вздрогнул и с трудом подавил внезапный порыв сесть. Осторожно отодвинулся от Мартина, вынул руку из-под его головы и только тогда сел.

Матрица сказала, что я предоставил какие-то материалы их аналитикам. Ценную информацию. Точно сказала. Но это был наш второй с ней контакт. И я не помню, чтобы я давал ей какую-либо информацию. Совершенно не помню.

Я оглядел всю спящую компанию. Тройка изменил тональность храпа и теперь храпел басом, Костик Таманский наконец угомонился, во сне полз с лежака и головой уперся в ножку стула, на котором висела его одежда. Ничего не изменилось только в позе предводителя боевиков. Как спал, так и спит. Без каких-либо изменений. В коридоре бодрствовал кто-то из охраны. Не считая храпа Тройки и почему-то вдруг начавшего тихо постанывать Таманского, в квартире было тихо.

Я снова вытащил НЕКи из Тройкиного терминала. Воткнул… Пока импульсы по нервным волокнам добирались до глазных КОРов, а оттуда расползались по всей нервной системе, овладевая организмом, я успел подумать, что Виртуальность похожа на наркотик. Она подчиняет себе организм и разум. Начав, остановиться нельзя.