то же море. Другого моря здесь не было. И быть не могло. А все моря одинаковы. Ну, разве кроме Мертвого. Но это было не Мертвое море. И соль не плавала здесь кусками. И рассолом не пахло. Море было прохладное. Здесь можно было утонуть. И вряд ли я смог бы по нему пройти просто так, как по бульвару. Или запросто полежать на спине. Я сразу же это понял. И почему-то поежился. Хотя было довольно жарко.

Аристид, сгорбившись, стоял на берегу моря. Впрочем, зачем тысячу раз описывать, как он стоял? Он всегда стоял, сгорбившись, поправляя свои очки на переносице… У нас у всех есть собственные отличительные знаки. Про свой я не знал. Но со стороны – виднее. Наверное, я тоже делал что-то такое, отличное от других. Но меня уже это не волновало. Меня волновал Аристид. Ведь он знает, что за нами следят. Он не может не знать. И на что он решится?..

– Знаешь, Гера. – Он опять поправил очки. Слишком уж повторяемо… И назвал меня своим именем. А это здесь запрещено. Но что с него взять? – Знаешь, Гера… Зачем тебе все это нужно?

Он вдруг снял очки и беспомощно заморгал близорукими глазами. Но цвета его глаз я так и не увидел. Только мрак и ночь.

– А зачем тебе это не нужно?

Я равнодушно пожал плечами. Неужели даже плечи могут быть равнодушными?

– Потому что я вдруг понял, хотя всегда это знал. Знал, как… Ну, как и ты, как и я, как и все мы… Как все-все – что вечности не существует. А она существует. Как ни странно, я вдруг понял. Вечность – для единиц. А мы?.. И зачем она?.. И какой цены стоит?.. Не вечность, а просто пара лет. Ну хорошо – пара десятков, даже более, лет. Какой цены они стоят, Гера? Мне эти годы не нужны.

– Может быть, они нужны твоей жене?

– Если бы она обо всем узнала… Ей и дня не нужно было бы. Поверь. Даже дня.

– А лишних сто лет не помешало бы, а? Да ладно тебе, Аристид!

Мне так вдруг захотелось назвать его Чесноком. Но я удержался. Мне нужно было его успокоить.

– Послушай, Аристид. Поверь, твоей жене… Твоему сыну тем более… Не губи их. Пожалуйста, не губи. Зачем тебе это? Ты же не вчера, а давно на все решился. И это более чем правильное решение. Более чем – поверь мне, ну, поверь. Ради жены, сына…

– Дурак ты, Гера…

Он сознательно не называл меня Гиппократом. Он уходил в свою прошлую, наверное, настоящую жизнь. Где не было моря. Может, там было только Мертвое море, по которому можно ходить и никогда, никогда не утонуть. Даже если оно пахло рассолом.

– Дурак ты, Гера. Не знаю, зачем ты здесь. Не могу понять. Не могу… Я же помню тебя, помню… Хотя мы на разных курсах учились. Ты… Ты… Когда мы на практике в частной клинике решили чуть-чуть подработать, помнишь? Ты тогда не захотел даже взять деньги, помнишь, от того ветерана-блокадника? Хотя он не был, далеко не был бедным. Занимал высокую должность. Но ты сказал: Блокада – это святое. И надо бесплатно лечить того, кто ее пережил… Это самое малое, что мы можем сделать. А у тебя мама тогда болела. И тебе позарез нужны были деньги…

– Но я же нашел деньги. Твой фонд помог. Так что подвиг я так и не совершил, успокойся.

– Дурак ты, Гера…

– Дурак из нас только ты, Аристид. Только ты. У тебя больная жена. И ты можешь ее спасти. Я не понимаю, что может быть проще и логичнее.

– Ищешь логику?

Аристид разнервничался и стал бегать взад-вперед по кромке воды. Мне даже показалось – он хочется броситься в море.

– Ищешь логику? Не ищи! Если есть вечность, а рядом – смерть, то логику не ищи. Я не хочу, я не хочу, я просто не могу… Я не могу!

Он вдруг упал на колени и уткнулся носом в рыхлый песок. Через мгновение поднял голову. С лица осыпался тот же песок.

– Не ищи логику, Гера. Я знаю про жену и сынишку… Но не ищи. И не потому, что они не смогут стать вечными. Просто вечности для меня уже нет.

– Помоги им. – Я пытался защитить друга. И вдруг понял: уже напрасно.

– Нет, уже нет. Я никогда, никогда не помогу ей. И не хочу помогать. Такая цена… Во всяком случае, не для нее. Она гораздо, гораздо дороже стоит. Даже если после смерти.

– Аристид. – Я вцепился в его плечо. – Ну пожалуйста.

– А ты… Ради чего? Ради денег? Ведь у тебя ничего и никого нет!

Он вновь уткнулся лицом в песок. И сквозь песок простонал:

– Зачем?

– Если бы я мог ответить зачем! Ну, уж не только ради денег. Хотя почему ты не думаешь, что именно деньги мне дадут все? И семью. И радость. И путешествия. И счастье?

– Я так не думаю, – процедил он сквозь слезы и песок.

Я бы хотел ему помочь. Но за нами наблюдал целый мир. Мы были под его колпаком. И он стрелял в нас своим взглядами. Пока не убивал. Впрочем, если только потихоньку и понемногу.

– Давай сбежим?

Аристид поднял на меня свои близорукие глаза. В них было только Мертвое море. Почти мертвая жена. И сын, которому в наследство достанутся только мертвые.

Я похолодел. Мне так хотелось сбежать. Господи, как хотелось! И так хотелось открыть ему правду! Но одна правда на двоих – это уже неправильно. Поэтому я сделал все правильно.

– Уходи, Аристид. Но я останусь здесь. Поверь. Мне не просто любопытно как врачу. Мне здесь просто нравится. Как одинокому, ты правильно заметил, человеку.

Потом мне еще долго казалось, что я просто съязвил.

Он резко повернулся и пошел прочь, на ходу сбросив сандалии. Он шел медленно, распрямив усталые плечи. Я впервые увидел, не вру, плечи все же бывают усталыми. Он медленно шел по песку, босой, распрямив усталые плечи. И морские волны касались его ступней. И брызги от морских волн падали на его волосы. И он на ходу взъерошил свои волосы…

Как-то слишком красиво он шел. Как-то слишком театрально. И этот интерьер, такой театральный. Такой морской, такой печальный в солнечном пыльном свете, так соответствовал этой красивой сцене. И я не к месту подумал: вот бы он еще пошел по воде. Наверняка бы не утонул. Даже если море вовсе не