(«О ком это они? О тех, как их там… «кукушках»? До сих пор испытывают разочарование? Значит, надо не стимулировать, наоборот – подавлять их память. Насчет «кукушек» – звучит правдоподобно, там все зависело от программы, а она ведь могла быть неверной, это как бы заранее предполагалось…»)

– Друг с дружкой? Вы видели? Кто-нибудь видел?

– Да чего тут видеть? И так понятно! Думаешь, мы их не клеили? И по-хорошему пробовали, и силой… Они, стервы, дерутся, научены, одна может со всеми справиться. Мы тут все с покарябанными мордами ходили. Не хотят они с нами, поняла? А мы живые люди, баба нужна, живая, теплая!..

Похоже на истину. Такая программа должна была быть установленной. Она, значит, оказалась без сбоев.

– Господа, а не может ли быть так, что эти ваши мысли и желания потому так завладели вами, что вы отказались от работы – и излишек вашей энергии… Подумайте!

(«Странно, я не чувствую в них никаких сдвигов, похоже, что они совершенно не воспринимают моих посылов. Хотя энергии я сейчас даю даже больше, чем рекомендуется в таких случаях. Неужели Вангель прав и вся психотехника, и его, и моя, тут не срабатывает? Но почему?! Может быть, неверный подход? Нужно как-то иначе? Как?»)

– Да вранье это, подлая параша, ты кому поверила! Ты нам верь! Мы ведь работаем постоянно. Вон какую плантацию разбили! Нам бы сюда женщин – жен, детей, мы бы тут рай устроили! Срок кончится – мы отсюда никуда не уйдем, нет других таких миров, как этот. Но пока женщин не будет – ни грамма этой руды не добудем и никому не позволим.

– Вот как! Мечтаете о семьях – и пришли, чтобы меня насиловать? Как это у вас совмещается?

(«Нет, кажется, комендант был все же прав…»)

– Очень просто. Почему мы не работаем на руднике? Чтобы отменили постановление насчет женщин. А насчет тебя – ты ведь тут не просто так оказалась, тебя то же самое правительство прислало, чтобы нас утихомирить. Вот мы ему через тебя и покажем, что с нами так нельзя! Может, они хоть тебя пожалеют, а? Мы нормальные мужики, и тоже хотим, чтобы все было по-хорошему, по естеству… Тебя, конечно, против нас настроили. Но только наговаривают на нас много.

– Знаете, а я им верю – вы ведь и сейчас тоже так нагрянули: раздевайся, на диван, раздвигай ляжки...

После нескольких секунд молчания прозвучало:

– Ну, мы это… Разгорячились, конечно. Но только ты учти: раз уж ты оказалась тут, от нас все равно не уйдешь. Свою работу придется тебе делать. И лучше – по доброму согласию.

– Это кто вам сказал, что моя работа – такая? Комендант, конечно, кроме него никто не мог. Да только… Пускай один из вас, кто-нибудь, выйдет отсюда осторожненько и оглядится вокруг. И скажу вам, что он увидит: совсем близко, за первой же дверью – и самого коменданта, и еще десяток охранников. Зачем? А затем, что ждут – когда я закричу, а я, конечно, закричу, если меня станете силой брать. И вот тут они вам устроят баню, потому что они вооружены по-всякому, а вы – нет. Спросите – зачем? А затем, что мне потом хочешь не хочешь, придется под своих избавителей ложиться. Вам от этого приятно будет? Словите кайф?

Она видела, как мужики мрачнели; если спокойно к ним приглядеться – люди были как люди, хотя каждый и волок свой срок, но она помнила, что отпетых – убийц, насильников – сюда не брали, и правильно делали. Просто считают, что с ними поступают несправедливо, не дают того, что было обещано…

Первый повернулся к остальным, проговорил несколько слов тому, что стоял поближе к выходу. Тот кивнул, приотворил дверь, выскользнул. Зора продолжала:

– Я думаю, мы сделаем вот как. Меня ведь сюда прислали, чтобы с вами договориться, вас с компанией помирить, а не обслуживать лежа…

– Мы и не лежа можем, – не утерпел тот, что потребовал раздеться. Но на него зашикали:

– Погоди, пусть все скажет…

(«Нет, тут я сейчас ничего сделать не смогу. По какой-то причине они сильнее. Значит, надо бежать. Куда угодно – но не оставаться тут. Так что придется схитрить. Выйти из-под угрозы – хотя бы до тех пор, пока не пойму, что же тут такое происходит, отчего они сильны, а я – нет. Может быть, это то самое, о чем Сана рассказывала? Но я не очень чувствую… совсем не ощущаю, по правде говоря. Но чтобы в этом разобраться, нужна безопасность. Спокойствие».)

– Если я должна вам доказать, что против вас не настроена, что думаю о вас хорошо – то может быть, я на это и соглашусь. Не сию минуту, конечно. И не так, как вы сегодня вообразили. Я ведь тоже такая, как все: и мне хочется, чтобы за мной хоть немного ухаживали, чтобы меня лаской склоняли, а не силой, чтобы каждый из вас чувствовал себя порядочным человеком, и меня воспринимал тоже – порядочной женщиной. Только его, и ничьей больше. Сможете так?

– Да мы тебя на руках носить станем! – проговорил кто-то.

Дверь снова приотворилась, выходивший на разведку вернулся так же бесшумно, как и выходил. На него оглянулись. Он кивнул. Проговорил:

– Все так, как она сказала.

– Видите, ребята, – сказала она. – Так что сейчас лучше всего – вам спокойно уйти к себе, а… ну, скажем, через час пусть придет кто-нибудь один.

И возликовала внутренне: действительно, стали выходить – спокойно, достойно, как будто и в самом деле всего лишь наносили визит вежливости новой обитательнице «Круга-4». Задержался лишь тот, кто входил первым. Подошел к ней вплотную. Сказал вполголоса:

– За ответом я сам приду.

– Хорошо.

– Только учти одно: какой бы ответ ты нам ни принесла…

– Надеюсь, хороший.

– Какой бы ни принесла, – повторил он, – мне он не нужен. Мне ты нужна. Я решил. И от меня ты никуда не денешься. Все будет, как ты сказала: и свидание, и ухаживанье, и первый поцелуй – а потом поймешь, что другого такого тебе нигде не найти. А я про тебя это уже понял. И будешь ты моя, только моя. Знаешь, что я чувствую? Что ты уже и сейчас меня не стала бы отталкивать. Но сейчас не стану: другие поймут – будет нехорошо. А первый поцелуй – вот он…

Неро. Суд. 18 меркурия

– Суд приступает к установлению личности обвиняемой. Обвиняемая, назовите ваши имена – первое и родовое.

– Я Зора Мель, ваше достоинство.

– Ваше первое имя – Зора?

– Совершенно верно, Ваше достоинство.

– Имена обвиняемой установлены. Обвиняемая, вы имеете право выразить недоверие составу суда и ходатайствовать о его замене – лично или через вашего защитника.

– Ваше достоинство, я полностью доверяю составу суда и не намерена просить его замены. Что касается защитника, то я буду осуществлять свою защиту сама.

– Зора Мель, знакомы ли вы полностью с уголовным делом, рассмотрение которого только что начато нами? Понятна ли вам сущность выдвинутого против вас обвинения?