распахнутая. Девочка открыто принимала в себя мир, и это могло бы плохо кончиться, если бы ей не встретился такой наставник, как он. А еще Даша была старательной и послушной. Хотя голова ее еще замусорена моралью, принятой у людей, – Хунсаг замечал, с каким тщательно скрываемым ужасом ученица принимает его воззрения (которыми, к слову, он делился весьма дозированно, приучая ее постепенно). Да, с ней требовалась ежедневная кропотливая работа, но самое главное – Хунсаг видел в глазах ее интерес и такую жажду постигать мир, что иногда даже начинал испытывать к девочке то, чего не испытывал никогда в жизни, – отцовские чувства. Хотелось протянуть ей руку и вести ее к истинам, которые открылись ему. Не исключал он и мысли, что когда-нибудь подросшая Даша станет ему женой, к тому времени уже догнав, а может, и превзойдя его по способностям. Два сверхчеловека, новые Адам и Ева, истинные начинатели новой человеческой расы… Через два с небольшим года Даша теоретически сможет родить, но Хунсаг не будет настаивать – вокруг и так полно плодородных самок. Он будет ждать столько, сколько потребуется.

– Вытяни к нему ладони, – скомандовал учитель. – Представь, что из глаз его струится золотой свет. Струится и падает тебе на руки. Медленно вдыхай воздух, но представляй, что дышишь ладонями. Как будто бы воздух через ладони, а не через легкие входит в твой организм, и вместе со светом ты вдыхаешь силу, чистую энергию, которая постепенно наполняет все твое существо.

Даша сделала все, как Хунсаг велел.

Сначала ничего не происходило. Перед нею просто стоял несчастный и не понимающий своей участи одурманенный мальчик Виктор, а она тянула к нему ладони, чтобы отобрать то, что принадлежало ему одному. Ей было немного стыдно, и Даша мысленно просила у него прощения, хотя в глубине души и понимала, что чувство вины мешает ей сосредоточиться. Но потом она вдруг почувствовала, какими горячими стали ее руки, тепло потекло от ладоней к плечам, а потом и дальше. Голова вдруг стала легкой, захотелось глубоко втягивать в легкие теплый воздух и смеяться. И еще почему-то танцевать. Девочка зажмурилась. Перед глазами вдруг заплясали разноцветные воздушные шарики. Это было прекрасно, прекрасно…

– Даша! Даша!

Она вдруг почувствовала, как кто-то грубо трясет ее за плечо, и сначала попыталась сбросить настойчивую руку, но потом все же с неохотой открыла глаза.

Перед ней стоял Хунсаг, глядел на нее удивленно. Мальчик Виктор лежал чуть поодаль, и лицо его было белее мела.

Даша постепенно приходила в себя, с ужасом осознавая содеянное.

– Я его… Он… умер? – Последнее слово она почти прошептала.

Хунсаг ответил не сразу.

– Ну что ты. Конечно нет. Сейчас я дам распоряжение, и его откачают. Но ты… Признаться, ты меня приятно поразила. Я не ожидал.

Глава 12

За двадцать пять лет до описываемых событий.

Где-то в Центральной Африке

Будь Хунсаг обычным человеком, то не заметил бы появления бобогото – тот ступал мягко, тихо, как пантера. И подошел со спины. Это было так трогательно: местный колдун знал, с кем имеет дело, всерьез рассчитывал, что напряженной спиной Хунсаг не почует приближающегося холодка.

Хунсаг почуял – когда тот был еще за сотню шагов до хижины. Почуял и подобрался весь, распрямил позвонки, подтянул живот. Со стороны-то он смотрелся расслабленным, на самом же деле был воином, готовым к атаке. И решил подыграть колдуну, обезоружить того неожиданным выпадом. До последнего момента стоял, повернувшись спиной к двери, и, когда бобогото оставалось преодолеть лишь несколько шагов, резко развернулся на пятках, насмешливо поздоровался на местном наречии, а потом сказал:

– Я тебя искал. Долго.

«Сказал» – неверное слово для описания способа, которым общался Хунсаг. Речь он как раз не использовал, да и вряд ли бы смог, зная лишь несколько фраз на певучем, как ветер, чужом языке. Но Хунсагу не нужны были слова, чтобы сообщить о себе такому человеку, каким являлся бобогото. И судя по тени недоумения, мелькнувшей на круглом черном лице, тот прекрасно умел ловить мысленные импульсы.

Хунгсаг рассматривал колдуна – высокого, черного, хмурого – с уважением. Ведь самому ему потребовались годы практики, чтобы научиться с паучьей ловкостью пробираться в спутанные клубки чужих мыслей. Он учился у блаженного старца в Китае, у мрачновато-аутичного французского гипнотизера, у сибирских староверов и перуанского нагваля, который был вроде бы самым гостеприимным из учителей, но когда Хунсаг уснул в его доме, попытался полоснуть по его горлу старинным ножом. Бобогото же никогда не выезжал за пределы континента, его породившего, большую часть жизни провел в глухом лесу, и все, что он умел, досталось ему при рождении. Сильным он был. Сильным и умным. Хунсаг сразу это почувствовал.

Колдун в свою очередь рассматривал незнакомца с настороженным недоумением – как будто бы один опасный хищник втягивал трепещущими ноздрями дух другого, оттягивая момент смертельного атакующего прыжка.

– Кто ты?

Вопрос, родившийся в голове Хунсага, неопытный человек принял бы за игру подсознания. Но Хунсаг знал, что вопрос пришел извне, из устремленных на него черных глаз.

– Я приехал издалека. Неважно откуда. Мне нужна твоя помощь.

Колдун отошел на несколько шагов, туда, где у круглого стола лежала на полу, раскинув руки, Харума. Глаза ее были открыты, а остывающие губы растянула адресованная кому-то невидимому улыбка.

Безмолвный диалог продолжался.

– Это ты сделал? Убил ее?

– Это было необходимо. Иначе ты не появился бы.

– Ты знал, что она была моим другом?

– У таких, как ты и я, друзей не бывает. Не может быть друзей. Она умерла счастливой.

– Зачем же ты меня звал? – Темные глаза хмуро сверлили непроницаемое лицо Хунсага.

– Я хочу, чтобы ты научил меня. Хочу, чтобы показал, как делаешь мертвых живыми.

Бобогото расхохотался. Смех его был страшен – ликование почуявшего падаль стервятника.

– Ты глуп, если считаешь, что я стану это делать.

– Я не прошу тебя сделать это бесплатно.

– Ты глуп вдвойне, если веришь, что меня интересуют деньги.

– О деньгах я ничего не говорил.

– Что же, в таком случае, ты собирался мне предложить?

Хунсаг вдруг заметил, что бобогото разминает длинные сильные пальцы. Неожиданно вспомнился китаец, которого ему когда-то приходилось знать: тот зарабатывал на жизнь подпольными смертельными боями, и не было в мире более жестокого воина. Одним мощным прыжком он сбивал противника с ног, а потом голыми пальцами разрывал его плоть. Хунсаг хорошо запомнил руки китайца; почти женские, с узкими изящными ладонями. Было невозможно поверить, что в них таится такая сила. Своими тонкими пальцами китаец мог разрубить каменные стены и одним движением – со стороны казалось, что легким, – пробить черепную коробку соперника. Перед каждым боем он делал упражнения – разминал руки, но это была не обычная разогревающая разминка в европейском понимании слова, а скорее набор мандр. И вот в глуши африканского