– Похоже, мы сейчас засели в ее оболочку, – заговорила Леонилла гораздо медленнее. – Химическая активность давно прекратилась. Но мы видим тень Земли, она похожа на туннель, проходящий сквозь хвост кометы.

Рик разобрал последнюю фразу Малик. «Славно, – подумал он, – если появится хоть малейшая возможность прямой связи с Землей, я тоже ее использую».

И они продолжали работу. Деланти бешено снимал ручной кинокамерой, с молниеносной быстротой меняя объективы и пленку. Он надеялся, что автоматический режим не подведет, и заставлял себя делать разные планы со всевозможными диафрагмами и выдержками – просто на всякий случай.

Корабельные часы неумолимо отсчитывали секунды.

Через длиннофокусный объектив, приставленный к иллюминатору, открывался фантастический вид. Рик невольно залюбовался глыбинами-горами, обломками меньшего размера и мириадами крошечных блестящих точек, окруженных жемчужной дымкой. За спиной астронавта прозвучал голос Бейкера:

– Как выстрел дробью по утке.

– Здорово сказано, – ответил Рик.

– М-да. Надеюсь, что не слишком точно.

– Сигналы с радара не поступают, – сказал Петр Яков.

– Ясно. Оставьте его и ведите визуальное наблюдение, – произнес Джонни. – Хьюстон, вы получаете что-нибудь от нас по телеканалу?

– …да, «Молотлэб»… ЛРД… Шарпс в восторге… повысьте мощность передачи…

– Так и сделаю, только попозже, – проговорил Бейкер. Он не представлял, слышат ли его на Земле. – Мы вынуждены беречь батареи. – Астронавт взглянул на часы. Через десять минут твердые составляющие ядра кометы максимально приблизятся к лаборатории. А через двадцать уже начнут удаляться. Ну, через полчаса. – Я увеличу мощность передатчика через пять минут. Повторяю: увеличу мощность до полной – через пять минут.

ЛЯЗГ!

– Что там, мать его? – крикнул Бейкер.

– Давление не изменилось, – отозвался Яков. – Во всех трех кабинах давление прежнее.

– Хорошо, – пробормотал Рик себе под нос.

Они перекрыли воздушный шлюз между «Аполлоном» и «Союзом» – оправданная мера предосторожности. Деланти еще держал наготове «противометеоритное средство». «Молотлэб» был далеко не самой маленькой мишенью.

«А как инженеры определяют размер «пластыря»? – удивлялся Рик. – Они рассчитывают максимальный размер дыры, которую еще имеет смысл заделывать? Ведь здоровенная пробоина прикончит экипаж корабля… Да пошло оно все!»

И он опять занялся фотографированием. Теперь Деланти глазел сквозь кэноновские объективы на галактику, состоящую из пенящегося льда, – и на чудовищный, расползающийся как при замедленной съемке, заряд «дроби». Он летел прямо на них, рассеивался, обволакивая лабораторию. Никакого бокового смещения.

– Господи, Джонни, она приближается!

– Яков, расчехляй главный телескоп. Приготовиться. Начнем передачу… Хьюстон, визуальные наблюдения показывают, что внешний край ядра заденет Землю. Повторяю, Землю заденет внешний край ядра. Определить размер обломков, которые могут столкнуться с Землей, не можем.

– Убедитесь, что Земля точно получит сообщение, – встрепенулась Леонилла. – Петр, Москва тоже должна получить сведения. – Она говорила настойчиво, в ее голосе звучал страх.

– Что там? – спросил Деланти.

– Комета движется восточнее Земли, – объяснила Малик. – Наибольшая опасность угрожает Штатам, но часть обломков пролетит около Советского Союза. Весьма велика вероятность намеренно неверного истолкования этого факта. Какой-нибудь фанатик…

– Зачем вы так говорите? – резко бросил Петр.

– Вы сами знаете, что это правда! – крикнула женщина. – Я имею в виду психов, убивших моего отца за то, что великий Сталин оказался вовсе не бессмертным! Не притворяйтесь, будто верите, что их не существует!

– Чепуха! – фыркнул космонавт, однако подплыл к передатчику.

Рику показалось, что голос Якова звучит весьма напористо.

– О, народ мой! Услышь слова Матфея! Разве не предвещал он, что Солнце померкнет, и Луна не даст света своего, и звезды спадут с неба? Так разве не настал час сей?!

Покайся, народ мой! Покайся и бди, ибо комета Божья, Молот, опустится на нашу грешную Землю. Услышь слова пророка Михея: «Ибо вот, Господь исходит от места Своего, низойдет и наступит на высоты земли, – и горы растают под Ним, долины распадутся, как воск от огня, как воды, льющиеся с крутизны».

Ибо он грядет! Грядет, чтобы судить Землю, творить справедливый суд над миром и над народами по правде своей!

– Вы прослушали проповедь преподобного Генри Армитеджа в передаче «Близится час». Эта и другие выпуски повторно транслируются на нашей радиостанции и выходят в эфир благодаря вашим пожертвованиям. Мы молим Господа благословить всех людей, проявивших щедрость и великодушие.

Более никаких взносов делать не нужно. Час близится. Он почти настал.

День выдался ясный и безоблачный. Дул свежий океанский бриз. Лос-Анджелес очистился от смога и был прекрасен.

«Проклятие», – подумал Хамнер.

Он столкнулся с серьезной проблемой. Наблюдать ночное небо надо в горах, и потому Тим практически переехал в свою обсерваторию, но наилучший вид на комету Хамнера – Брауна, максимально близкий, открывался как раз из космоса. А поскольку заделаться астронавтом Тим не мог, он остановился на наиболее приемлемом варианте, а именно, на экране цветного телевизора. Убедить Чарли Шарпса пригласить его в ЛРД оказалось совсем не сложно.

Он должен явиться в лабораторию к половине десятого, но до самого рассвета любовался безоблачным небом, пересеченным яркими бархатными полосами. Потом он растянулся на кушетке – нарочно не на кровати, – но ведь десять минут отдыха не повредят…

Разумеется, он проспал. В голове гудело, глаза слипались, а Тим отчаянно гнал свой автомобиль по шоссе Вентура к Пасадине. Несмотря на то что выехал он поздно, Хамнер надеялся успеть вовремя. Шоссе почти пустовало.

– Дурачье, – пробормотал он.

Ужас Молота. Тысячи горожан удрали в горы. Харви сказал ему, что несколько дней назад трафик был точно таким же – и был прав. Автомобилей очень мало – ибо, по блестящему выражению Марка Ческу, настал День Порции Мороженого (которое врежется в Землю в ближайший вторник).