– Сиил! – цыкнула я.

– Мне интересно, – продолжала Сиил. – Наша мать тоже хочет перевезти нас из этих трущоб, и я должна сказать ей, где нынче выгоднее брать недвижимое имущество.

– Ничего она не хочет! – возразила я. – У нас и денег нет.

– Не говори ерунду, Сирилла!

– А ты – не ври!

Мы увлеклись спором настолько, что не заметили, как воздух затрещал от цокота лошадиных копыт. Общественная повозка стремительно появилась из-за поворота и с грохотом промчалась мимо. Скрипя колёсами, телега взвила столб пыли и исчезла в конце улицы. Здесь транспорт ходил редко и останавливался по требованию. Ждать следующую повозку значило опоздать. Неизбежно и неминуемо.

– Всё из-за тебя! – раздражённо выкрикнула Сиил.

– Нет, из-за тебя, – возразила я. – Ты первая начала.

– Девушки, – встрял незнакомец, – вам в Наставню?

– Да, – я кивнула.

– Так давайте довезу, – предложил он. – Нам ведь по пути.

Сиил с сомнением взглянула на мужчину. И я уже знала, что она согласится. Сестра не любила опаздывать гораздо больше, чем иметь дело с незнакомцами.

– Давай, Сиил, – шепнула я, подбадривая её. – Мы же будем вдвоём.

Не обращая внимания на сестру, я вскарабкалась в повозку и опустилась на скамью. Постояв секунд тридцать в напряжённых размышлениях, Сиил залезла следом.

Нужно было заподозрить неладное уже когда повозка тронулась. Потому что незнакомец погнал слишком быстро и стремительно для нашего спокойного городка. Деревья неслись мимо, смазываясь в сплошную линию. Пыль столбами летела из-под колёс, камушки трещали под деревянными ободами. Нас подбрасывало и кидало друг на друга.

– Можно ли поосторожнее?! – возмущённо выкрикнула Сиил, когда мы в очередной раз стукнулись лбами.

– Я стараюсь быть быстрым, – отозвался незнакомец.

Но ещё страшнее стало, когда повозка внезапно свернула не на ту улицу и поехала в направлении, прямо противоположном Наставне, к городской черте. Заметила, как побледнело лицо Сиил, и как судорожно она вцепилась в край лавки. Я видела, что она обиженно поглядывает на меня исподлобья, то ли упрекая, то ли спрашивая совета. Я показывала жестами, что мы должны бежать, но Сиил упрямо мотала головой. То ли боялась прыгать на ходу, то ли не считала, что я могу дать ей ценный совет. А может быть, настолько привыкла задавать тон и направление нашей паре, что просто со мной не считалась.

Повозка выехала за черту города и погнала в поля. Просмоленные домики рабочего квартала убежали вдаль, превратившись в чёрные точки. По одну сторону дороги разливалась голая земля с торчащими сухими ветками. У горизонта чёрное вспаханное полотно сливалось с небом. С другой стороны бежал лес, в чаще которого можно было скрыться.

Я сдвинулась ближе к двери. Повозку трясло и кренило, почти сравнивая с землёй, и я хорошо представляла, чем может закончиться мой безумный замысел. Но ещё явнее виделось, что случится, если я останусь. И мысли об этом пугали куда сильнее, чем боль.

Приоткрыв дверь, я сделала жест Сиил. Только сестра не сдвинулась с места. Лишь отвернулась, даже не проводив меня глазами.

Говорят, что предательство – самый страшный грех. Единственная оплошность, которую не принято прощать, и единственный проступок, за который плюют в спину до скончания дней. Предателей и подлецов презирают сильнее, чем воров или убийц. Ненавидят пуще, чем падших женщин, диктаторов и садистов, смакующих чужую боль. Но никто не задумывается, как легко стать предателем, когда тянешь утопающего вверх, а он упорно цепляется за дно. И когда воздух в груди на исходе, а смерть дышит в спину… Выбор в пользу своего благополучия всегда самый страшный. И самый сложный.

В то утро я стала предательницей.

Собрав в кулак волю и смелость, я быстро обезболила себя, зажмурилась и выскочила из колесницы на ходу. Острый поток встречного ветра подхватил мою юбку, расправив, как парашют. Земля встретила гулким ударом и колючими веточками. Прокатившись десяток метров кубарем, я откинулась на пашню и распахнула глаза в небо. И, легко поднявшись, побежала прочь.

Я неслась, не разбирая дороги и не замечая ничего вокруг. Спотыкалась о выступающие корни, собирала юбкой ошмётки грязи и травинки. Ветер свистел в ушах так громко, что я не могла понять, гонятся ли за мной. Останавливаться было опасно, оборачиваться – страшно. И лишь когда ноги, подкосившись, отказались нести, я рухнула где-то в дебрях соснового леса.

Сиил искали две недели. Дозорные и сыскари прочёсывали окрестности, заходили в дома наших друзей, вскрывали погреба, сараи и подвалы. Добровольцы проглядели весь лес вплоть до Седьмого Холма. Портрет, составленный по моим показаниям, развесили по всему городу, но никто не знал и никогда не видел мужчину, что подобрал нас в то роковое утро. Под конец дозорные сошлись на мнении, что Сиил увезли в соседний город, и передали информацию о похитителе по округе.

Так считали бы и далее, если бы обезображенное тело Сиил не всплыло в озере. Её искали за многие километры, но нашли в жалкой сотне метров от нашего дома. В том самом платье, которое она надела в роковой час. И в ожерелье из агатов, что я подарила ей. Тело так испортилось за две недели, что даже лишилось ногтей и волос. Дозорные предполагали, что его поели рыбы. О более страшных вещах думать не хотелось. Но думалось. Особенно безлунными ночами, когда оконные рамы бухали на ветру, а мыши шуршали по углам.

Мать так и не простила мне Сиил. Даже в последние дни своей жизни.

***

Это был завершающий этап работы, за что я горячо благодарила Покровителей. Воспоминания о прошлом захлестнули слишком сильно, закружив голову и отбив всякое желание проявлять инициативу. Последняя женщина с именем на «И» также оказалась нефилимкой, и лопатить информацию о ней не имело смысла.

Спустившись на пол, я всунула ноги в туфли и отодвинула стул на прежнее место. Деревянные ножки натужно заскрипели по мраморному полу, и по телу пробежала волна мурашек. Хватит с меня на сегодня! Всё равно усилия не оборачиваются сторицей, и я лишь сильнее путаюсь.

Я ринулась к двери. Проскользнула мимо заветного стеллажа с делами пропавших, и тут взгляд зацепил папку у самого края. «Кейра Уорт», – гласила чернильная надпись на этикетке. Буквы раздвоились от времени, поплыли и местами слились между собой.

Уорт! Не жена ли это того самого дозорного, чей голос так похож на Элсарио?

Поддавшись любопытству, я протянула руку и вытащила папку. Дрожащими пальцами откинула обложку. С рисованного портрета на меня смотрела угловатая молодая женщина с родинкой на щеке, отдалённо похожая на меня. И, если обычно я сомневалась в своём таланте, то сейчас вопросов не оставалось. Кейра Уорт была мертва. И давно.

Я жадно впилась глазами в строчки, записанные неразборчивым почерком. Впитывала информацию потоком, не пытаясь запомнить детали. Бежала Кейра ночью, после родоразрешения ребёнком неизвестного пола, которого никто не видел. Никаких следов, намекающих на присутствие Кейры на Девятом Холме, обнаружено не было, как и свидетелей. Лишь какая-то старушка с окраин, якобы, видела, как молодая женщина с ребёнком на руках пересекает городскую черту. За это сыскари и зацепились. Что ж, следует признать: в делах бежавших копаться не любит никто.