— Да пошел ты со своей теорией!

— К Оксане зачем пришел?

— Это мое личное дело!

— Чем она перед тобой провинилась? Сдать тебя может?

— Ничего не понимаю!

— Кто там у Лешего в банде? Ты, Кайло, Гусак, еще кто?

— Какая банда?

— Киллерская.

— Чушь! — дернулся Бобков.

— Покайся, легче станет. Расскажи, как вы Нефедова в тридцать шестую квартиру заманивали, как Чайкова убивали, как концы с концами сводили.

— Не понимаю, о чем разговор!

— Дурак ты! Тебе сейчас выкручиваться надо, чтобы на пожизненное не сесть, а ты дурочку здесь валяешь. Глупо и непрактично.

— Не знаю ничего.

— И Нефедову не знаешь?

— Знаю. И встречался с ней. А что здесь такого?

Я облегченно вздохнул. Лед тронулся, и за первой ласточкой последуют другие признания.

— Зачем ты с ней познакомился?

— Понравилась она мне, потому и познакомился.

— Знаешь, что Нефедов тебе за нее сделает?

— Да плевать!

— Больно будет. Очень больно.

— Не сделает! Не сможет!

— Почему?

— Потому!

— Потому что в сизо сидит?

— Не знаю!

— Знаешь! Ты все прекрасно знаешь! К Оксане зачем приходил?

— Хочу — и хожу, не твое дело!

— А я, знаешь, что с тобой из-за нее сделаю? — Я снова ударил Бобкова по почкам. — Это еще цветочки. Ягодки будут, когда люди Нефедова тобой займутся… Или ты думаешь, я тебя в отдел доставлю? Нет, не буду я глупостями заниматься. В молчанку начнешь играть и в дурилку. Я тебя Морзину сдам.

— Да сдавай.

— Там с тобой церемониться не будут.

— Плевать!

— Не боишься? И Курдова не боялся?

— Кто такой Курдов?

— Знаешь ты все. И расскажешь все, что знаешь. Посадят тебя. За убийство Чайкова посадят! Сидеть будешь. Леший на свободе будет гулять, а ты — сидеть! До конца своих дней!

— Не пугай — не страшно, — совсем не весело улыбнулся Бобков.

— Страшно, Валя, страшно. Сколько ты там людей завалил?

— Нисколько.

— Так и запишем… Сдашь Лешего, покаешься в своих грехах, и мы пойдем тебе навстречу. Глядишь, и выкрутишься из ситуации.

— Из какой ситуации?

— Ты же знаешь, кто такой Нефедов? За ним деньги, за ним связи! Тебя как цыпленка раздавят! Каждый день прессовать будут, пока язык не развяжут. И Лешего сдашь, и своих дружков. И самого себя сдашь!

— Не сдам! — сквозь зубы процедил Бобков.

— Не будь дураком!

— Да пошел ты, козел!

Я не должен был бить бандита, но рука сама замахнулась для удара. Но на Бобкова не опустилась. Оксана неожиданно вцепилась в мою руку:

— Не надо! Не смей!

— Все, все, уговорила!

Оксана отпустила мою руку, оттолкнула от Бобкова, и сама склонилась над ним:

— Валя! Ва-аль!.. Ну, махни ты рукой на своего Алекса! Пошли его к черту!

— Сама иди к черту! — буркнул Бобков, отворачивая от нее голову.

— Ты же говорил, что никого не убивал! Если не убивал, чего тебе бояться? Севастьян сделает все, чтобы ты не сел. Да, Севастьян? — обращаясь ко мне, спросила она.

— Ну, если он расскажет все…

— Ты ему все расскажешь! И он тебя отпустит! Он тебя отпустит, и мы уедем отсюда далеко-далеко. Мы всегда будем вместе, будем любить друг друга. Ты даже не представляешь, как мне плохо без тебя! А Севастьян тебя отпустит. Правда, Севастьян?

Ее отчаяние казалось неподдельным, возможно, так оно и было на самом деле, она переживала за Бобкова всеми своими фибрами. И любила своего Валентина по-настоящему, и жить без него не могла. Я потрясенно смотрел на нее. Не ожидал я от нее такого…

— Ну, так просто не отпущу. Но если он сдаст Лешего, мы не станем привлекать его к ответственности. Пропустим через программу защиты свидетелей, пусть куда хочет, туда и уезжает. Если хочет, пусть уезжает с тобой.

— Он хочет! Он хочет уехать со мной!

Глядя на Оксану, я не мог понять, Бобкова она уговаривает или меня.

— Пусть едет, — пожал я плечами. — Если Лешего сдаст.

Не верил я, что Бобков купится на ее уговоры.

— Он сдаст Лешего! Сдаст! Да, Валя, ты же сдашь его?!

— Никуда мы с тобой не поедем, — буркнул Бобков.

— Поедем! Поедем! Скажи ему, Севастьян!

— Грохнут меня, — обреченно посмотрел на меня Бобков. — Не выпустят из этой западни живьем.

— А ты был в западне?

— Я ничего не буду говорить, капитан. И не надо меня тут на мякине разводить, — криво усмехнулся бандит.

— Никто тебя не разводит. Я сам, честно скажу, в шоке… Оксана, тебе реально нужен этот козел?

— Он не козел! И он мне нужен! — выпалила она.

— Не нужен я тебе, — с горечью сказал Бобков. — Никому я не нужен.

— Сопли полезли! — с ехидной усмешкой заметил я. — Верный признак приближающего раскаяния.

— И не надейся.

— А зря. Мог бы начать новую жизнь.

Бобков с сожалением взглянул на Оксану и покачал головой. Может, и не прочь он был начать новую жизнь, но на предательство ради этого не пойдет.

— Придется тебе, дорогая, начинать новую жизнь со мной, — сказал я, рискуя нарваться на ответное согласие.

Оксана и сама чувствовала себя никому не нужной, может, потому и набросилась на Бобкова, как собака на кость. Со мной вариантов нет, так хоть с ним…

— Нет! — зыркнув на меня, решительно проговорила она.

Со мной действительно не было вариантов, но вряд ли Оксана знала это со стопроцентной точностью. Поэтому могла хотя бы задуматься, но нет, ее ответ был быстрым и категоричным.

— Повезло тебе, Бобков, такая девушка готова идти с тобой на край света!

Не нужна мне была Оксана. И перегорело все, и не хотелось быть запасным вариантом на подмену какому-то уголовнику, и все-таки в моем голосе прозвучала зависть.

— Ну, может, она дождется меня из тюрьмы, — усмехнулся он.

Оксана мотнула головой, растерянно глядя на него. Уехать с ним она могла, но ждать — увольте. И она честно призналась в этом.

— Какое ждать, Валя? Тебе пожизненное светит.

— За что? — с подрагивающей ухмылкой глянул на меня Бобков.